Эредиа (перевод студии Лозинского)
МЕРТВОМУ ГОРОДУ
Cartagena de Indias
1532-1583-1697

О город, некогда венчавший Океан!
Теперь охотятся за скумбриями скаты,
Да стелет облако свой отсвет лиловатый
По рейду, знавшему все флоты дальних стран.

С тех пор, как Дрейк привел безбожных англичан,
Развалинами стен твои чернеют скаты,
И словно жемчугом, французские гранаты
Обвили камень твой рядами темных ран.

Меж небом пламенным и морем беспокойным,
Изнемогающий под солнцем полдня знойным,
Ты думаешь, боец, о людях старины;

И в духоте ночей, томящихся устало,
Про славу мертвую к тебе нисходят сны
Под долгий трепет пальм, клонящих опахала.

КОНКИСТАДОРЫ

Как вылет кречетов от их родимых скал,
Устав дырявые донашивать кафтаны,
Прощались с Палосом бойцы и капитаны;
Сон героический и грубый их ласкал.

И плыли покорить тот сказочный металл,
Которым славятся неведомые страны;
Клонили к Западу их мачты ураганы,
К таинственной земле их гнал широкий вал.

Эпические дни им обещая вскоре,
Фосфоресцируя, тропическое море
Баюкало их сон в мираже золотом.

Иль с каравелл они, склонясь на меч железный,
Смотрели, как встают на небе, им чужом,
Созвездья новые из океанской бездны.

ОСНОВАТЕЛЮ ГОРОДА

Устав искать Офир по бесконечым водам,
Ты в очарованном заливе основал,
К неведомой земле бросая свой причал,
Волшебный Карфаген под новым небосводом.

Ты именем своим хотел греметь народам
И верил, что его навеки замешал
С кровавой известью, скрепившей первый вал;
Солдат, твой конь не мог противостать невзгодам!

Над Картагеною огнем пылает высь,
И черные дворцы и стены сорвались
В тревожный океан, свои грызущий скалы.

И лишь в твоем гербе слепительной мечтой,
Как встарь, конкистадор, твой город небывалый
Горит, серебряный, под пальмой золотой.

ИСТОЧНИК ЮНОСТИ

Хуан Понс де Леон, послушный сатане,
За долгий век познав все тайные доктрины,
Отправился искать, когда пришли седины,
Родник здоровия в неведомой стране.

Со стаей кораблей он в неотступном сне
Три года бороздил безлюдные пучины,
И вот за мглой Бермуд, из-за мелей и тины,
Флорида выросла, подобная весне.

Тогда конкистадор, свой бред благословляя,
В сверкающей земле, у гробового края
Стяг предков водрузил слабеющей рукой.

Старик, ты был счастлив, и ты добился права
Считать ничтожной смерть перед твоей мечтой;
Бессмертной юностью тебя венчала Слава.

CAROLO QUINTO IMPERANTE

Он имя славное над многими вознес,
Затем, что в Новый Свет открыл пути армадам,
Когда меж островов шел Королевским Садом,
Где ветер напоен дыханьем вешних роз.

Не годы, а волна и блеск и грохот гроз,
И в тишине морей, неведомых прохладам,
И ужас и любовь сирены с ясным взглядом
Осеребрили смоль его густых волос.

Он торжеством покрыл Кастилью. По вселенной
Ее могущество несли его суда,
Чтоб солнце для нее не меркло никогда, -

Варфоломей Руис, меж кормчих несравненный,
В чьем родовом гербе о прошлом говорят
Ствол черный якоря и золотой канат.

ПЕСНЬ ПИРАТА

На бортах - по десять пушек,
паруса под ветром свежим
над морским парят безбрежьем -
бригантину в даль несут.

На носу - корсар суровый,
нареченный кличкой "Дьявол",
нет морей, где он не плавал,
правя свой пиратский суд!

За кормой луна мерцает
серебром на зыбкой сини,
стонет ветер в парусине,
беспокоен волн разгул,

слева берег европейский,
азиатский берег справа,
и поет разбойник браво,
грозно глядя на Стамбул:

"Парус мой, пари в лазури
голубой!
В море ни враги, ни бури,
ни томительные штили
путь тебе не преградили,
верх не взяли над тобой!

Двадцать бригов
мы отбили
у флотильи
англичан,
мне несли
свои знамена
для поклона
сотни стран.

Мне корабль - дороже злата,
грозный ветер - мне судья,
воля - божество пирата,
в море - родина моя.

За клочок земли далекой
короли
в битве сходятся жестокой.
Я - владею невозбранно
всею ширью океана,
где бессильна власть земли.

Не найти
такого порта,
замка, форта,
где бы враг
стал палить
себе на горе,
видя в море
черный флаг.

Мне корабль - дороже злата,
грозный ветер - мне судья,
воля - божество пирата,
в море - родина моя.

Только крик раздастся "Судно!" -
видит бог,
от корсара скрыться трудно:
я - монарх державы этой,
убегаешь - не посетуй:
приговор мой будет строг.

Все добытое
на месте
честь по чести
я делю,
лишь красавицей
делиться
не годится
королю.

Мне корабль - дороже злата,
грозный ветер - мне судья,
воля - божество пирата,
в море - родина моя.

Присужден властями втуне
я к петле.
Верю я моей фортуне!

А судью - не пожалею,
вздерну я его на рею
у него на корабле.

Не страшится
смертной доли
кто в неволе
пожил всласть,
кто однажды
сбросил путы,
казни лютой
не боясь.

Мне корабль - дороже злата,
грозный ветер - мне судья,
воля - божество пирата,
в море - родина моя.

Всех напевов мне милее
норда рев,
треск снастей и скрежет реи,
завывание стихии,
черных волн грома глухие,
грозный гул моих стволов!

Что мне грохот
небывалый,
буря, шквалы,
ветра стон, -
под тайфуна
свист разбойный
я спокойный
вижу сон.

Мне корабль - дороже злата,
грозный ветер - мне судья,
воля - божество пирата,
в море - родина моя.

Вам это как? Мне не нравится капитан, который сладко дрыхнет в бурю, когда его корыто реально может пойти ко дну. Зато весьма интригуют намеки на то, что этот пират "в неволе пожил всласть" и "однажды сбросил путы, казни лютой не боясь". У турок, что ли в рабстве побывал? И ли у своих, а-ля капитан Блад? В любом случае, это мне по сердцу!

Все до боли знакомо:
стрелы мачт, скрип задумчивых талей,
грозный окрик старпома,
грузный стук деревянных сандалий,
жесткость флотских подушек
и щитов броневая подкова,
дула дремлющих пушек,
словно губы, замкнувшие слово...
Здесь не в моде калоши,
здесь, как флаги, расправлены плечи,
здесь не стонут от ноши
и не любят туманные речи.
Дайте право на выход -
турбины теплы и готовы.
Без упреков и выгод
эти люди обрубят швартовы.
И, не терпящий фальши,
перед тем как уйти из залива,
вскинет флаги сигнальщик,
написав: "Оставаться счяастливо".
С ними ростом я выше,
влюбленней в зарю и храбрее.
К черту стены и крыши,
пусть наколется небо на реи,
пусть кричат альбатросы,
пусть парой летают орланы!
Тот покоя не просит,
кто на длинной волне океана.
Пусть гремит непокорно
флотский колокол громкого боя!..
Как для храбрых просторно
океанское поле рябое!

Автор знал, о чем писал - войну закончил капитан-лейтенантом.

ДЖОН МЕЙСФИЛД
МОРСКАЯ ЛИХОРАДКА

Опять меня тянет в море,
где небо кругом и вода.
Мне нужен только высокий корабль
и в небе одна звезда,
И песни ветров,
и штурвала толчки,
и белого паруса дрожь,
И серый, туманный рассвет над водой,
которого жадно ждешь.
Опять меня тянет в море,
и каждый пенный прибой
Морских валов,
как древний зов,
влечет меня за собой.
Мне нужен только ветреный день,
в седых облаках небосклон,
Летящие брызги,
и пены клочки,
и чайки тревожный стон.
Опять меня тянет в море,
в бродячий цыганский быт,
Который знает и чайка морей,
и вечно кочующий кит.
Мне острая, крепкая шутка нужна
товарищей по кораблю
И мерные взмахи койки моей,
где я после вахты сплю.

Зеленая длинная ящерица

В Антильском, Антильском море -
Карибским зовут его так же -
Исхлестанна злыми валами
И легкою пеной украшена,
Под солнцем - оно ее гонит,
А ветер назад отгоняет,
А слезы живут только в песне -
Качается Куба на карте:
Зеленая длинная ящерица
С глазами, как влажные камни.

Венец из колючих стеблей
Ей плетет тростниковый сахар,
Но он не похож на корону,
Ведь носит его раба.
Царица в плаще - если издали,
С изнанки плаща - служанка,
Печальнее всех печальных
Качается Куба на карте:
Зеленая длинная ящерица
С глазами, как влажные камни.

Но ты, у берега моря
Стоящий на крепкой страже
Морской тюремщик, запомни
Высоких копий сверкание,
Волов нарастающий грохот,
Язык языков пожара
И ящерицу, что проснулась,
Чтоб вытащить когти из карты:
Зеленая длинная ящерица
С глазами, как влажные камни.

Перевод Овадия Савича.

А поскольку у нас много кто понимает испанский - вот еще и оригинал.

Un largo lagarto verde

Por el Mar de las Antillas
(que también Caribe llaman)
batida por olas duras
y ornada de espumas blandas,
bajo el sol que la persigue
y el viento que la rechaza,
cantando a lágrima viva
navega Cuba en su mapa:
un largo lagarto verde,
con ojos de piedra y agua.

Alta corona de azúcar
le tejen agudas cañas;
no por coronada libre,
sí de su corona esclava:
reina del manto hacia fuera,
del manto adentro, vasalla,
triste como la más triste
navega Cuba en su mapa:
un largo lagarto verde,
con ojos de piedra y agua.

Junto a la orilla del mar,
tú que estás en fija guardia,
fíjate, guardián marino,
en la punta de las lanzas
y en el trueno de las olas
y en el grito de las llamas
y en el lagarto despierto
sacar las uñas del mapa:
un largo lagarto verde,
con ojos de piedra y agua.

(Tomado de La paloma de vuelo popular, en Obra poética 1920-1972, La Habana, Instituto Cubano del Libro, 1972.)

Все таки в русском переводе дивная музыка стихотворения исчезает практически полностью: "зеленая длинная ящерица" - это и близко не звучит как "un largo lagarto verde", а "cantando a lagrima viva" (чувствуете, как качает на волне?) - это совсем не "слезы живут только в песне". Причем это не в укор переводчику - он сделал все, что мог.

Дамы и господа, а все ли помнят ту отправную точку, с которой начался взлет пиратской романтики? Все ли читали знаменитую "Бригантину" Павла Когана?
Думаю, и те, кто читал, вспомнят ее с удовольствием...

ПАВЕЛ КОГАН

БРИГАНТИНА

Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза...
В флибустьерском дальнем море
Бригантина подымает паруса...

Капитан, обветренный, как скалы,
Вышел в море, не дождавшись нас...
На прощанье подымай бокалы
Золотого терпкого вина.

Пьем за яростных, за непохожих,
За презревших грошевой уют.
Вьется по ветру веселый Роджер,
Люди Флинта песенку поют.

Так прощаемся мы с серебристою,
Самою заветною мечтой,
Флибустьеры и авантюристы
По крови, упругой и густой.

И в беде, и в радости, и в горе
Только чуточку прищурь глаза.
В флибустьерском дальнем море
Бригантина подымает паруса.

Вьется по ветру веселый Роджер,
Люди Флинта песенку поют,
И, звеня бокалами, мы тоже
Запеваем песенку свою.

Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза...
В флибустьерском дальнем море
Бригантина подымает паруса...