Еще одно стихотворение "Основателю города" ("Ему же" в цикле). Перевод студии Лозинского.

Перу и Мексики сражая племена,
В ущельях Анд, в лесах и на речном просторе,
Другие минули, стяжав в кровавом споре
Одни лишь титулы, пустые имена.

А ты, кем кровь моя из рода в род славна,
Построил Карфаген на Караибском море,
И от Дарьенских волн до Магдаленских взгорий
Вся красная земля Кресту покорена.

Со скал, где Океан дробит свой вал зеленый,
Твой кремль, наперекор и бурям, и векам
Зубцы и купола вздымает к облакам;

И правнуки твои, без герцогской короны,
Щит метят пальмою, чей золотой намет
В гербе над городом серебряным встает.

ПРЕДОК (это о том же конкистадоре де Эредиа. Перевод Г.Шенгели)

Художнику Клодиусу Поплену

То слава провела победные морщины
На сумрачном лице великого бойца,
Чей непреклонный лоб несет следы рубца,
Загар суровых битв и солнечной лавины.

Пройдя все острова, нагорья и равнины,
Везде воздвиг он Крест. От крайнего зубца
Над лестницею Анд до пенного кольца
Флоридских отмелей он мчал штандарт свой львиный.

Для внуков дивными уколами иглы
На латах бронзовых, о Клод, из мутной мглы
Вновь к жизни вызови задумчивого предка.

И пусть его глаза с угрюмою мечтой
В эмали пламенной следят остро и метко
Сверканья гордые Кастильи Золотой.

Добавлено (2006-12-28, 1:59 Pm)
---------------------------------------------
И последний сонет из "Конкистадоров". Перевод студии Лозинского.

МОГИЛА ЗАВОЕВАТЕЛЯ

Среди цветов катальп и запаха камеди,
В тени тюльпанников, под звездчатой листвой,
Он не лежит в земле Флориды роковой,
Которая была тесна его победе.

Простой могильный холм не ждет таких наследий.
Над покорителем страны вечеровой
Весь Мешасебе льет тяжелый саван свой.
Не потревожат сна индейцы и медведи.

Он там, на девственном и недоступном дне.
К чему курения и катафалк в огне,
Псалмы и памятник надгробный, и ex-voto?

Здесь северным ветрам, меж кипарисных рощ
Поющим вечный гимн, внимает в зной и в дождь
Великая река, где спит Эрнандо Сото.

(Мешасебе - Миссисипи, в водах которой был похоронен Сото; ex-voto - дар по обету)

Добавлено (2006-12-31, 2:38 Pm)
---------------------------------------------
Морские сонеты у Эредиа еще есть, хотя уже и не приключенческие. Но сейчас, чтобы не переутомить сонетами, - отечественное и современное:

Дмитрий Кузнецов

НЕЛЬСОН

Не страшно отдать увечью
Дубленый ветрами лик,
Досадней, когда картечью
Срезают в заветный миг.
Но если смертельна рана,
То кто-то заменит нас -
У каждого капитана
Есть свой Адмиральский час!

О жизни былой не плачьте,
Не стоит скорбеть о ней.
Полощется флаг на мачте,
И залпы гремят сильней.
А значит, еще вернется
Победы хмельной угар -
У каждого флотоводца
Есть собственный Трафальгар!

Пускай же последней волей
Останется мой завет:
Нет слаще высокой боли
И счастья светлее нет,
Чем встать над громадой века,
Над бездной времен и стран -
У каждого человека
Есть собственный Океан!

Добавлено (2007-01-09, 0:37 Am)
---------------------------------------------
Чтобы не перегружать эту запись (она все-таки не бесконечна), две ссылки:

Джон Мэйсфильд, "Баллада Джона Сильвера"
Песня Красного Пирата из романа Купера

То и другое - в английском оригинале. Не знаю, переводили ли Мэйсфильда вообще, а перевод Купера, который я видел, мне не понравился.

Н.Гумилев

Капитаны

На полярных морях и на южных,
По изгибам зеленых зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.

Быстрокрылых ведут капитаны —
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.

Чья не пылью затерянных хартий —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь

И, взойдя на трепещущий мостик,
Вспоминает покинутый порт,
Отряхая ударами трости
Клочья пены с высоких ботфорт,

Или, бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвет пистолет,
Так что сыплется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет.

Пусть безумствует море и хлещет,
Гребни волн поднялись в небеса —
Ни один пред грозой не трепещет,
Ни один не свернет паруса.

Разве трусам даны эти руки,
Этот острый, уверенный взгляд,
Что умеет на вражьи фелуки
Неожиданно бросить фрегат,

Меткой пулей, острогой железной
Настигать исполинских китов
И приметить в ночи многозвездной
Охранительный свет маяков?

THE SECRET OF THE SEA

Ah! what pleasant visions haunt me
As I gaze upon the sea!
All the old romantic legends,
All my dreams come back to me.

Sails of silk and ropes of sandal,
Such as gleam in ancient lore;
And the singing of the sailors,
And the answer from the shore!

Most of all, the Spanish ballad
Haunts me oft, and tarries long,
Of the noble Count Arnaldos
And the sailor's mystic song.

Like the long waves on a sea-beach,
Where the sand as silver shines,
With a soft, monotonous cadence,
Flow its unrhymed lyric lines;

Telling how the Count Arnaldos,
With his hawk upon his hand,
Saw a fair and statley galley,
Steering onward to the land;

How he heard the ancient helmsman
Chant a song so wild and clear,
That the sailing sea-bird slowly
Poised upon the mast to hear,

Till his soul was full of longing,
And he cried, with impulse strong, -
"Helmsman! for the love of Heaven,
Teach me, too, that wondrous song!"

"Wouldst thou", - so the helmsman answered, -
"Learn the secret of the sea?
Only those who brave its dangers
Comprehend its mystery!"

In each sail that skims the horizon,
In each landward-blowing breeze,
I behold that statley galley,
Hear those mournful melodies;

Till my soul is full of longing
For the secret of the sea,
And the heart of the great ocean
Sends a thrilling pulse through me.

Лопе де Вега

***
Уйти — и не уйти, бежать, остаться,
Чужую душу взять взамен своей,
Внимать Сирене, словно Одиссей,
Пут не порвать, но к ней всем сердцем рваться.

Свечой истаять, снова разгораться,
И строить на песке, и ждать вестей,
Упасть с небес в круг адовых страстей,
Не каяться и духом не смиряться,

Молиться, верить, впасть с собой в разлад,
Терпенье звать труднейшею наукой
И временную муку — вечной мукой,

Не истиной, а ложью тешить взгляд —
Вот что зовется на земле разлукой:
Пожар в душе и вместо жизни — ад.

***
О жизнь, твой беглый свет — обман для нас!
За воздух держимся честолюбиво,
В надежде дерзновенной это диво
Подольше удержать в последний час!

Цветок, который на снегу угас,
Лист, на ветру дрожащий сиротливо, —
Стремительного времени пожива!
Что за надежда в глуби наших глаз?

Вассал твой смертный — тяжба двух стремлений:
Одно — алчба подземного предела,
Другое хочет в небесах витать.

Суди сама, чей труд благословенней:
Землей Земли пребыть стремится тело,
Душа желает Небом Неба стать.

***
* * *

Восходит звезда Венера,
Плывет над вершиной горной,
И недруг дневного света
Свой плащ расправляет черный.
Из стен Сидонии рыцарь,
Взглянув на вечернее небо,
Выходит в долину Хереса
И скачет, исполненный гнева,
Туда, где в Испанское море
Текут Гвадалете воды
И деву Марию Морскую
Прославили мореходы.
Он знатного рода, но беден,
И дама его отвергла,
И счастье его затмилось,
И радость его померкла.
Сегодня выходит Саида
За старого мавра замуж,
Но он богатый вельможа,
Алькальд Севильского замка.
Гасуль, вздыхая и плача,
Несется дорогой длинной,
И слабым печальным эхом
Ему отвечает долина:
«Ты моря коварней, Саида,
Что властвует над моряками,
А сердце твое, Саида,
Как твердый, холодный камень.
Жестокая, как ты можешь
Позволить, чтоб в день урожая
Обещанных мне сокровищ
Коснулась рука чужая?!
Предчувствую: дуб столетний
Погубит росток весенний,
И веткам твоим зеленым
Не знать никогда цветенья.
Три года меня любила,
Клялась — не разлюбишь вечно.
Зачем же к Альбенсаиду
Уходишь при первой встрече?
Бедняк твой богат безмерно,
Богач твой беден, как нищий.
Не хочешь богатства сердца,
Лишь блага земные ищешь.
С жестокой буду жестоким,
Тебя проклинаю отныне:
Пускай тебя ревность иссушит,
Как жажда сушит в пустыне.
Супруг будет мерзок в постели,
И хлеб покажется горьким,
Глаза от слез покраснеют,
Любовь обернется горем.
Его на турнир не проводишь,
Как это пристало даме,
И в праздники будешь дома
Сидеть за семью замками.
Ты вышьешь ему эмблему,
Он в бой не поедет с нею,
Твои цвета он отвергнет,
Чтоб сделать тебе больнее.
Его перед дальним походом
Обнимут чужие руки,
Он меч боевой украсит
Эмблемой своей подруги.
И, может быть, много позже,
Когда он падет в сраженье,
Аллах прояснит твой разум,
Откроет всю глубь униженья.
Но ты не молись напрасно,
Не плачь над тяжелой судьбою,
Запомни: в тот день свершится
Проклятье мое над тобою!»
И вот наступила полночь,
Гасуль доскакал до цели,
Весь замок сверкал огнями,
И лютни в замке звенели.
Толпою сбежались мавры,
Что зорко несли охрану,
Взметнулось факелов пламя
Средь ночи огнем багряным.
Под натиском дрогнули стражи,
И всадник ворвался мрачный,
Ударил мечом наотмашь,
И мертвым пал новобрачный.
Он рубит направо, налево
В слепом опьянении ратном
И вот, расчистив дорогу,
В Сидонию мчится обратно.

***

Хуан Хименес

В лазури цветы граната!
Матросская слобода!
Какое легкое небо
и как листва молода!

Изменчивый ветер моря!
Матросская слобода!
Обветрена, сероглаза,
и горе ей не беда!

И женский голос заводит:
"Морской обычай такой -
мужчине море законом,
а сердцу - ветер морской!"

- Святая мать кармелитов,
пошли нам ясные дни
и наши весла, мадонна,
своей рукой осенй!

...Под вечер воздух мерцает,
закат - как сон наяву,
и капли слез золотые
вдали кропят синеву.

Как будто ветер вернулся
и даль морская близка -
и всех затерянных в море
нашла глазами тоска.

Изменчивый ветер моря!
Матросский родной очаг!
На сердце ладанка с лентой
и синий холст на плечах!

В лазури цветы граната!
Веселье в ладу с тоской.
Мужчине море законом,
а сердцу - ветер морской

***
БЕССОННЫЙ

Глизам, что бессонны,
быть может, я сон верну
у морей отдаленных.

Вдали от морей соленых
я не сомкну
моих глаз бессонных.

Плачи и стоны
слились в волну
желаний неутоленных.

Печалью бездонной
наполнили глубину
бессонницы перезвоны.

Не навеет влюбленным
любви новизну
ветер неугомонный.

Ветер неугомонный!
Позволь отойти ко сну
у дальних морей соленых!

Рафаэль Альберти

Яшмовый конь

Четыре ветра, порох, сталь и пыль,
и взвился зверь, которого стреножил
в латинском кротком море мертвый штиль.

Чуть на дыбы скакун из яшмы встал,
как горизонт под ним зажегся, ожил,
чешуйчатым порфиром заблистал.

Береговые крепости в смятенье
взметнулись над кровавою волной
зубчатой гривой из плюща и тени.

Трубят тритоны, эхо вторит гулом,
и, как серпом, ущербною луной
наяды отсекают хвост акулам.

И души неотпетые - улов,
украденный у коршунов пучиной, -
всплыв, закачались на гребнях валов.

Вскачь солнце мчит, и в устьях рек вода,
вторгаясь в бухты с яростью бычиной,
таранит лодки и кренит суда.

Шальной прибой рога о ветер точит,
а море-конь рвет удила свои,
и, буйно взгорбясь, прыгнуть в небо хочет,

и, океаном став, кипит и бродит,
и рай волной нахлестывает, - и
на море в гидроплане бог нисходит

We have fed our sea for a thousand years
And she calls us, still unfed,
Though there’s never a wave of all her waves
But marks our English dead:
We have strawed our best to the weed’s unrest,
To the shark and the sheering gull.
If blood be the price of admiralty,
Lord God, we ha’ paid in full!
There’s never a flood goes shoreward now
But lifts a keel we manned;
There’s never an ebb goes seaward now
But drops our dead on the sand—
But slinks our dead on the sands forlore,
From the Ducies to the Swin.
If blood be the price of admiralty,
If blood be the price of admiralty,
Lord God, we ha’ paid it in!

We must feed our sea for a thousand years,
For that is our doom and pride,
As it was when they sailed with the Golden Hind,
Or the wreck that struck last tide—
Or the wreck that lies on the spouting reef
Where the ghastly blue-lights flare.
If blood be the price of admiralty,
If blood be the price of admiralty,
If blood be the price of admiralty,
Lord God, we ha’ bought it fair!

1893 год.

И Киплинг о конкистадорах - "The Song of Diego Valdez"

THE GOD of Fair Beginnings
Hath prospered here my hand—
The cargoes of my lading,
And the keels of my command.
For out of many ventures
That sailed with hope as high,
My own have made the better trade,
And Admiral am I.
To me my King’s much honour,
To me my people’s love—
To me the pride of Princes
And power all pride above;
To me the shouting cities,
To me the mob’s refrain:—
“Who knows not noble Valdez,
Hath never heard of Spain.”

But I remember comrades—
Old playmates on new seas—
Whenas we traded orpiment
Among the savages—
A thousand leagues to south’ard
And thirty years removed—
They knew not noble Valdez,
But me they knew and loved.

Then they that found good liquor,
They drank it not alone,
And they that found fair plunder,
They told us every one,
About our chosen islands
Or secret shoals between,
When, weary from far voyage,
We gathered to careen.

There burned our breaming-fagots
All pale along the shore:
There rose our worn pavilions—
A sail above an oar;
As flashed each yearning anchor
Through mellow seas afire,
So swift our careless captains
Rowed each to his desire.

Where lay our loosened harness?
Where turned our naked feet?
Whose tavern ’mid the palm-trees?
What quenchings of what heat?
Oh fountain in the desert!
Oh cistern in the waste!
Oh bread we ate in secret!
Oh cup we spilled in haste!

The youth new-taught of longing
The widow curbed and wan,
The goodwife proud at season,
And the maid aware of man—
All souls unslaked, consuming,
Defrauded in delays,
Desire not more their quittance
Than I those forfeit days!

I dreamed to wait my pleasure
Unchanged my spring would bide:
Wherefore, to wait my pleasure,
I put my spring aside
Till, first in face of Fortune,
And last in mazed disdain,
I made Diego Valdez
High Admiral of Spain.

Then walked no wind ’neath Heaven
Nor surge that did not aid—
I dared extreme occasion,
Nor ever one betrayed.
They wrought a deeper treason—
(Led seas that served my needs!)
They sold Diego Valdez
To bondage of great deeds.

The tempest flung me seaward,
And pinned and bade me hold
The course I might not alter—
And men esteemed me bold!
The calms embayed my quarry,
The fog-wreath sealed his eyes;
The dawn-wind brought my topsails—
And men esteemed me wise!

Yet, ’spite my tyrant triumphs,
Bewildered, dispossessed—
My dream held I before me—
My vision of my rest;
But, crowned by Fleet and People,
And bound by King and Pope
Stands here Diego Valdez
To rob me of my hope.

No prayer of mine shall move him,
No word of his set free
The Lord of Sixty Pennants
And the Steward of the Sea.
His will can loose ten thousand
To seek their loves again—
But not Diego Valdez,
High Admiral of Spain.

There walks no wind ’neath Heaven
Nor wave that shall restore
The old careening riot
And the clamorous, crowded shore—
The fountain in the desert,
The cistern in the waste,
The bread we ate in secret,
The cup we spilled in haste.

Now call I to my Captains—
For council fly the sign,
Now leap their zealous galleys,
Twelve-oared, across the brine.
To me the straiter prison,
To me the heavier chain—
To me Diego Valdez,
High Admiral of Spain!

1902 год

Добавлено (2007-01-24, 9:28 Pm)
---------------------------------------------
"Песнь мертвых" в русском переводе:

ПЕСНЬ МЕРТВЫХ

(Перевод Н. Голя)

Наше море кормили мы тысячи лет
И поныне кормим собой,
Хоть любая волна давно солона
И солон морской прибой:
Кровь англичан пьет океан
Веками — и все не сыт.
Если жизнью надо платить за власть —
Господи, счет покрыт!

Поднимает здесь любой прилив
Доски умерших кораблей,
Оставляет здесь любой отлив
Мертвецов на сырой земле —
Выплывают они на прибрежный песок
Из глухих пропастей дна.
Если жизнью надо платить за власть —
Господи, жизнью платить за власть! —
Мы заплатили сполна!

Нам кормить наше море тысячи лет
И в грядущем, как в старину.
Давным-давно пошедшим на дно,
Или вам, идущим ко дну, —
Всем лежать средь снастей своих кораблей,
Средь останков своих бригантин.
Если жизнью надо платить за власть —
Господи, жизнью платить за власть,
Господи, собственной жизнью за власть! —
Каждый из нас властелин!

А вот "Диего Вальдеса" на русский перевели отвратительно. Переводчик принял метафору за реальность и решил, что Вальдеса действительно посадили в тюрьму в кандалах.

Поэтому вместо него - "Боливар" в отличном русском переводе, самая квинтэссенция киплинговской морской романтики:

БАЛЛАДА О «БОЛИВАРЕ»

Перевод А. Долинина

Снова мы вернулись в порт — семь морских волков.
Пей, гуляй, на Рэдклиф-стрит хватит кабаков.
Краток срок на берегу — девки, не зевай!
Протащили «Боливар» мы через Бискай!

Погрузились в Сандерленде, фрахт — стальные балки,
Только вышли — и назад: скачет груз козлом.
Починились в Сандерленде и поплыли валко:
Холодрыга, злые ветры, бури — как назло.

Корпус, гад, трещал по швам, сплевывал заклепки,
Уголь свален на корме, грузы — возле топки,
Днище будто решето, трубы — пропадай.
Вывели мы «Боливар», вывели в Бискай!

Маяки нам подмигнули: «Проходи, ребята!»
Маловат угля запас, кубрик тоже мал.
Вдруг удар — и переборка вся в гармошку смята,
Дали крен на левый борт, но ушли от скал.

Мы плелись подбитой уткой, напрягая душу,
Лязг как в кузнице и стук — заложило уши,
Трюмы залиты водой — хоть ведром черпай.
Так потрюхал «Боливар» в путь через Бискай!

Нас трепало, нас швыряло, нас бросало море,
Пьяной вцепится рукой, воет и трясет.
Сколько жить осталось нам, драли глотки в споре,
Уповая, что господь поршень подтолкнет.

Душит угольная пыль, в кровь разбиты рожи,
На сердце тоска и муть, ноги обморожены.
Проклинали целый свет — дьявол, забирай!
Мы послали «Боливар» к черту и в Бискай!

Нас вздымало к небесам, мучило и гнуло,
Вверх, и вниз, и снова вверх — ну не продохнуть,
А хозяйская страховка нас ко дну тянула,
Звезды в пляске смерти освещали путь.

Не присесть и не прилечь — ничего болтанка!
Волны рвут обшивку в хлам — ржавая, поганка!
Бешеным котом компас скачет, разбирай,
Где тут север, где тут юг, — так мы шли в Бискай!

Раз взлетели на волну, сверху замечаем.
Мчит плавучий гранд-отель, весь в огнях кают
«Эй, на лайнере! — кричим. — Мы тут загораем,
Вам, салаги, бы сюда хоть на пять минут!»

Тут проветрило мозги нам порывом шквала
«Ну-ка, парни, навались, румпель оторвало!»
Старый шкипер заорал: «Ворот закрепляй!»
Без руля, на тросах, мы прошли Бискай!

Связка сгнивших планок, залитых смолой,
Приплелась в Бильбао, каждый чуть живой.
Хоть не полагалось нам достичь земли,
Мы надули Божий Шторм, Море провели.

Снова мы вернулись в порт, семь лихих ребят
Миновали сто смертей, нам сам черт не брат
Что ж, хозяин, ты не рад, старый скупердяй,
Оттого что «Боливар» обманул Бискай?

A Song in Storm

Be well assured that on our side
The abiding oceans fight,
Though headlong wind and heaping tide
Make us their sport to-night.
By force of weather, not of war,
In jeopardy we steer:
Then welcome Fate's discourtesy
Whereby it shall appear
How in all time of our distress,
And our deliverance too,
The game is more than the player of the game,
And the ship is more than the crew!

Out of the mist into the mirk
The glimmering combers roll.
Almost these mindless waters work
As though they had a soul -
Almost as though they leagued to whelm
Our flag beneath their green:
Than welcome Fate's discourtesy
Whereby it shall be seen, etc.

Be well assured, though wave and wind
Have mightier blows in store,
That we who keep the watch assigned
Must stand to it the more;
And as our streaming bows rebuke
Each billow's baulked carreer,
Sing, welcome Fate's discourtesy
Whereby it is made clear, etc.

No matter though our decks be swept
And mast and timber crack -
We can make good all loss except
The loss of turning back.
So, 'twixt these Devils and our deep
Let courteous trumpets sound,
To welcome Fate's discourtesy
Whereby it will be found, etc.

Be well assured, though in our power
Is nothing left to give
But chance and place to meet the hour,
And leave to strive to live.
Till these dissolve our Order holds,
Our Service binds us here.
Then welcome Fate's discourtesy
Whereby it is made clear
How in all time of our distress,
As in our triumph too,
The game is more than the player of the game,
And the ship is more than the crew!

Добавлено (2007-03-02, 9:12 Pm)
---------------------------------------------
Что-то давно у нас сонетов здесь не было...
Это не совсем морская романтика, но, мне кажется, чем-то близко:

М. Волошин, из цикла "КИММЕРИЙСКИЕ СУМЕРКИ"

Над зыбкой рябью вод встает из глубины
Пустынный кряж земли: хребты скалистых гребней,
Обрывы черные, потоки красных щебней -
Пределы скорбные незнаемой страны.

Я вижу грустные, таинственные сны -
Заливы гулкие земли глухой и древней,
Где в поздних сумерках грустнее и напевней
Звучат пустынные гекзаметры волны.

И парус в темноте, скользя по бездорожью,
Трепещет древнею, таинственною дрожью
Ветров тоскующих и дышащих зыбей.

Путем назначенным дерзанья и возмездья
Стремит мою ладью глухая дрожь морей,
И в небе теплятся лампады Семизвездья.

Добавлено (2007-08-30, 1:41 Pm)
---------------------------------------------
Чтобы быть достаточно компетентным в истории мореплавания, рекомендую прочитать книгу Хельмута Ханке «На семи морях: моряк, смерть и дьявол» с пометкой «хроника старины». Это не роман, это научно-художественная книга, состоящая из 15 глав. Каждая глава посвящена какой-нибудь стороне быта моряков, либо описывает историю мореплавания. Особенно книга ценна тем, что содержит массу шэнти (народных морских песен), преданий и легенд. Вот несколько моих любимых шэнти из этой книги:

Песня корсаров
Мы не раз бороздили седой океан,
Мы – цари на морских путях.
Наш отчаянный, дерзкий, разбойный клан
На купцов нагоняет страх.

Припев:Пусть грохочут пушки и мушкеты бьют,
Блещут абордажные клинки!
Вражеские флаги падают на ют.
Мы их одолели, моряки!
Слава беспокойным волнам океана!
Слава силе дерзостной руки!

На дьявол ведёт за собой по морям,
Не боимся мы божьего гнева,
Мы не верим кресту и святым дарам,
Мы любим вино и девок.

Но наступит однажды последний миг,
От судьбы не уйти назад,
И тогда мы направим свой старый бриг
Прямою дорогой в ад...

Oh, my name is Captain KiddМоё имя – Уильям Кидд,
Ставьте парус, ставьте парус.
Рядом чёрт со мной стоит, абордажный нож блестит.
Ставьте парус!
Дым от залпов, словно шлейф.
Ставьте парус, ставьте парус.
Я свищу: ложитесь в дрейф, открывайте сами сейф!
Ставьте парус!
Никнут вражьи вымпела.
Ставьте парус, ставьте парус.
Нас с купцами смерть свела. В пасть акулам их тела!
Ставьте парус!
На добычу я лихой.
Ставьте парус, ставьте парус.
Льётся золото рекой. Краше нет судьбы такой.
Ставьте парус!

Гамбургский четырёхмачтовик
(кабестанная шэнти)
Однажды мне встретился гамбургский шип.
На мачтах – мокрицы и плесенный гриб,
Обшивка гнилая, в ракушках корма.
Клопов полон кубрик, а камбуз – дерьма.
Червивое сало, с душком солонина,
А водка – с протухшей водой в половину.
Там горе ползло за людьми по пятам...
Под стать кораблю был его капитан.
Один только он добровольно и плавал,
А всех остальных «зашанхаил» сам дьявол.

Ролинг хоум(отрывок)
Океан нас бил волнами
На своей крутой груди.
Много тысяч миль за нами.
Много меньше – впереди.
Не грусти, дружище Джонни,
Близок дом родной, матрос.
Скоро нежные ладони
Смоют соль с твоих волос.
К дому путь, к дому путь
Средь туманов и зыбей.
Правим к Англии любимой,
Правим к родине своей.

***Одной из всех путей-дорог
Бредём мы: той, где льётся грог.
Он согревает нам сердца
И будет с нами до конца.

Могила моряка
С квартердека раздаётся:
«Все на брасы! В дрейф ложись!»
Флаг приспущенный не вьётся,
Оборвалась чья-то жизнь.

Как ведётя средь матросов,
Тело в парус завернут,
Оплетут покрепче тросом
И за борт его столкнут.

Ни креста на глади моря,
Ни единого цветка.
Только волны, только зори
Над могилой моряка.

А вот авторские стихи из этой же книги:

Мореплаватели, которые писали историю килями своих кораблей(Й. Рингельнатц)
Могучее море у вас под килем,
Небо и звёзды над вами.
Идёте в лёгкий ветер и шторм
Полными парусами.
Порой задираете вы судьбу,
Как мотыльки хмельные,
Но с морем на равных ведёте борьбу
И нервы у вас стальные.
Лежите ли в дрейфе, иль ветер крут –
Звенят упругие снасти, -
Это искусство и адский труд
Приносят победу и счастье.
Пьянит, как свобода. Зовёт на простор.
Стремительный парусник мчится
Волнам и ветру наперекор.
И чайка над ним кружится.

Олави Паволайнен(стихотворение посвящено носовым фигурам)
Неистовой ночью бьют нас солёные бурные волны,
Когда в фосфорическом свете, как призраков смутные тени,
Бросаемся мы навстречу ревущей стене прибоя.
Когда же за мёртвою зыбью поднимется солнце в небо,
Ищем мы пристальным взглядом желанную милую землю...
Как блещет на нас позолота под луною в краях пассатов,
Как сверкает броня ледяная искрящейся северной ночью!
Вперёд! Мы не зря оседлали кораблей высокие штевни,
Мы не спим, мы всегда на страже, и в глазах наших – наша тайна!