Агата Кристи
Моряк
Куда бы ни приплыл моряк за золото и серебро,
Его везде поднимут флаг, ему всегда нальют вино.
Когда моряк на берегу - все девушки бегут к нему,
Они сигают из штанов, меняя деньги на любовь.

Вино и гашиш, Истанбул и Париж,
Моряк, моряк, почему ты грустишь?
Возьми папиросу, хлопни винца,
И песенку спой про сундук мертвеца.

Куда бы ни уплыл моряк, от смерти не уплыть ему,
И ждёт его зелёный мрак пока моряк на берегу.
Но в эту ночь он не один, до гроба пьян и вдрызг любим,
Она целует без конца его безумные глаза.

Вино и гашиш, Истанбул и Париж,
Моряк, моряк, почему ты грустишь?
Давай, расскажи ей, ведь ночь коротка,
Как чёрту морскому свинтили рога.
Вино и гашиш, Истанбул и Париж,
Моряк, моряк, почему ты грустишь?
Возьми папиросу, хлопни винца,
И песенку спой про сундук мертвеца.

"Чтобы руки к пулеметам сами прикипели,
Чтобы хлопцы из-под шапок коршуньем глядели,
Чтобы порох задымился над водой днестровской,
Чтобы с горя удавился командир Котовский!" -

и, в противовес, о том самом командире:

"Он долину озирает
Командирским взглядом,
Жеребец под ним сверкает
Белым рафинадом,

Жеребец поднимет ногу,
Опустит другую,
Будто пробует дорогу,
Дорогу степную.

А по каменному склону
Из Попова лога
Вылетают эскадроны
Прямо на дорогу..." и т.д.

(все по памяти, прошу прощения).

Вот на днях попал в руки томик Шарля Бодлера "Цветы Зла". Никогда бы не подумала, что даже этому "проклятому поэту" не чужда морская романтика. Этими стихами хочу ответить на вопрос Ультры, романтика ли то, что она выбросила на днях (я про "Агату Кристи"). Пусть посмотрит и сравнит!

XIV. ЧЕЛОВЕК И МОРЕ

Как зеркало своей заповедной тоски,
Свободный Человек, любить ты будешь Море,
Своей безбрежностью хмелеть в родном просторе,
Чьи бездны, как твой дух безудержный, - горьки;

Свой темный лик ловить под отсветом зыбей
Пустым объятием и сердца ропот гневный
С весельем узнавать в их злобе многозевной,
В неукротимости немолкнущих скорбей.

Вы оба замкнуты, и скрытны, и темны.
Кто тайное твое, о Человек, поведал?
Кто клады влажных недр исчислил и разведал,
О Море?.. Жадные ревнивцы глубины!

Что ж долгие века без устали, скупцы,
Вы в распре яростной так оба беспощадны,
Так алчно пагубны, так люто кровожадны,
О братья-вороги, о вечные борцы!

CXXXVI. ПЛАВАНЬЕ (пер. М. Цветаевой)

Максиму Дю Кану
I
Для отрока, в ночи глядящего эстампы,
За каждым валом - даль, за каждой далью - вал.
Как этот мир велик в лучах рабочей лампы!
Ах, в памяти очах - как бесконечно мал!

В один ненастный день, в тоске нечеловечьей,
Не вынеся тягот, под скрежет якорей,
Мы всходим на корабль, и происходит встреча
Безмерности мечты с предельностью морей.

Что нас толкает в путь? Тех - ненависть к отчизне,
Тех - скука очага, еще иных - в тени
Цирцеиных ресниц оставивших полжизни -
Надежда отстоять оставшиеся дни.

В Цирцеиных садах, дабы не стать скотами,
Плывут, плывут, плывут в оцепененье чувств,
Пока ожоги льдов и солнц отвесных пламя
Не вытравят следов волшебницыных уст.

Но истые пловцы - те, что плывут без цели:
Плывущие, чтоб плыть! Глотатели широт,
Что каждую зарю справляют новоселье
И даже в смертный час еще твердят: - Вперед!

На облако взгляни: вот облик их желаний!
Как отроку - любовь, как рекруту - картечь,
Так край желанен им, которому названья
Доселе не нашла еще людская речь.
II
О ужас! Мы шарам катящимся подобны,
Крутящимся волчкам! И в снах ночной поры
Нас Лихорадка бьет, как тот Архангел злобный,
Невидимым бичом стегающий миры.

О, странная игра с подвижною мишенью!
Не будучи нигде, цель может быть - везде!
Игра, где человек охотится за тенью,
За призраком ладьи на призрачной воде...

Душа наша - корабль, идущий в Эльдорадо.
В блаженную страну ведет - какой пролив?
Вдруг среди гор и бездн и гидр морского ада -
Крик вахтенного: - Рай! Любовь! Блаженство! Риф.

Малейший островок, завиденный дозорным,
Нам чудится землей с плодами янтаря,
Лазоревой водой и с изумрудным дерном. -
Базальтовый утес являет нам заря.

О, жалкий сумасброд, всегда кричащий: берег!
Скормить его зыбям иль в цепи заковать, -
Безвинного лгуна, выдумщика Америк,
От вымысла чьего еще серее гладь.

Так старый пешеход, ночующий в канаве,
Вперяется в мечту всей силою зрачка.
Достаточно ему, чтоб Рай увидеть въяве,
Мигающей свечи на вышке чердака.
III
Чудесные пловцы! Что за повествованья
Встают из ваших глаз - бездоннее морей!
Явите нам, раскрыв ларцы воспоминаний,
Сокровища, каких не видывал Нерей.

Умчите нас вперед - без паруса и пара!
Явите нам (на льне натянутых холстин
Так некогда рука очам являла чару) -
Видения свои, обрамленные в синь.

Что видели вы, что?
IV
"Созвездия. И зыби,
И желтые пески, нас жгущие поднесь.
Но, несмотря на бурь удары, рифов глыбы, -
Ах, нечего скрывать! - скучали мы, как здесь.

Лиловые моря в венце вечерней славы,
Морские города в тиаре из лучей
Рождали в нас тоску, надежнее отравы,
Как воин опочить на поле славы - сей.

Стройнейшие мосты, славнейшие строенья, -
Увы! хотя бы раз сравнялись с градом - тем,
Что из небесных туч возводит Случай - Гений.. -
И тупились глаза, узревшие Эдем.

От сладостей земных - Мечта еще жесточе!
Мечта, извечный дуб, питаемый землей!
Чем выше ты растешь, тем ты страстнее хочешь
Достигнуть до небес с их солнцем и луной.

Докуда дорастешь, о, древо кипариса
Живучее? ...Для вас мы привезли с морей
Вот этот фас дворца, вот этот профиль мыса, -
Всем вам, которым вещь чем дальше - тем милей!

Приветствовали мы кумиров с хоботами,
С порфировых столпов взирающих на мир,
Резьбы такой - дворцы, такого взлета - камень,
Что от одной мечты - банкротом бы - банкир...

Надежнее вина пьянящие наряды
Жен, выкрашенных в хну - до ноготка ноги,
И бронзовых мужей в зеленых кольцах гада..."
V
И что, и что - еще?
VI
"О, детские мозги!
Но чтобы не забыть итога наших странствий:
От пальмовой лозы до ледяного мха -
Везде - везде - везде - на всем земном пространстве

Мы видели все ту ж комедию греха:
Ее, рабу одра, с ребячливостью самки
Встающую пятой на мыслящие лбы,
Его, раба рабы: что в хижине, что в замке
Наследственном: всегда - везде - раба рабы!

Мучителя в цветах и мученика в ранах,
Обжорство на крови и пляску на костях,
Безропотностью толп разнузданных тиранов, -
Владык, несущих страх, рабов, метущих прах.
С десяток или два - единственных религий,
Всех сплошь ведущих в рай - и сплошь вводящих в грех!

Подвижничество, так носящее вериги,
Как сибаритство - шелк и сладострастье - мех.
Болтливый род людской, двухдневными делами
Кичащийся. Борец, осиленный в борьбе,
Бросающий Творцу сквозь преисподни пламя: -
Мой равный! Мой Господь! Проклятие тебе! -

И несколько умов, любовников Безумья,
Решивших сократить докучной жизни день
И в опия моря нырнувших без раздумья, -
Вот Матери-Земли извечный бюллетень!"
VII
Бесплодна и горька наука дальних странствий.
Сегодня, как вчера, до гробовой доски -
Все наше же лицо встречает нас в пространстве:
Оазис ужаса в песчаности тоски.

Бежать? Пребыть? Беги! Приковывает бремя -
Сиди. Один, как крот, сидит, другой бежит,
Чтоб только обмануть лихого старца - Время,
Есть племя бегунов. Оно как Вечный Жид.

И, как апостолы, по всем морям и сушам
Проносится. Убить зовущееся днем -
Ни парус им не скор, ни пар. Иные души
И в четырех стенах справляются с врагом.

В тот миг, когда злодей настигнет нас - вся вера
Вернется нам, и вновь воскликнем мы: - Вперед!
Как на заре веков мы отплывали в Перу,
Авророю лица приветствуя восход.

Чернильною водой - морями глаже лака -
Мы весело пойдем между подземных скал.
О, эти голоса, так вкрадчиво из мрака
Взывающие: "К нам! - О, каждый, кто взалкал

Лотосова плода! Сюда! В любую пору
Здесь собирают плод и отжимают сок.
Сюда, где круглый год - день лотосова сбора,
Где лотосову сну вовек не минет срок!"

О, вкрадчивая речь! Нездешней речи нектар!..
К нам руки тянет друг - чрез черный водоем.
"Чтоб сердце освежить - плыви к своей Электре!"
Нам некая поет - нас жегшая огнем.
VIII
Смерть! Старый капитан! В дорогу! Ставь ветрило!
Нам скучен этот край! О Смерть, скорее в путь!
Пусть небо и вода - куда черней чернила,
Знай - тысячами солнц сияет наша грудь!

Обманутым пловцам раскрой свои глубины!
Мы жаждем, обозрев под солнцем все, что есть,
На дно твое нырнуть - Ад или Рай - едино! -
В неведомого глубь - чтоб новое обресть!

И вообще, хочу возмутиться. Вот мы тут стихи выбрасываем, читаем... Но почему не обсуждаем? В лучшем случае - нравится\не нравится. Но это же не критерий оценки! А тут столько интересных текстов - есть о чём и поговорить. и поспорить. Просто интересно (говорю для тех, кто читал все странички) узнать ваши вкусы и предпочтения, отношение к творчеству некоторых поэтов.

Мне "Дума" больше запомнилась другим (тоже по памяти, не могу найти текст):

"Ой, чумацкие просторы,
Горькие потери,
Коридоры, коридоры,
В коридорах - двери".

"Опанас глядит картиной
В папахе косматой,
Шуба с мертвого раввина
Под Гомелем снята".

Что Багрицкий был склонен восхищаться силой, и ее романтизировать - тоже факт. Это к вопросу о моральности романтики... Все это подробно рассмотрено в: http://magazines.russ.ru/zvezda/2007/2/ss12.html

А вот эту песню я считаю великой. Почти уровня "Враги сожгли родную хату". И кресты и нашивки неожиданно переводят всю коллизию в план вечности - история преврашается в Историю. Как "на груди его светилась медаль за город Будапешт" - тоже вдруг прорыв Истории в житейскую драму.

Ну, почему - там есть собирательный образ Новороссии, и шире - той Восточной Европы, которая была уничтожена под корень в ходе двух мировых войн, сопровождавшихся до, после и во время этническими чистками: еврейские штетли, немцы-колонисты, молдавские и греческие села и пр. У Багрицкого этот мир еще вполне живой и даже не подозревает, что жить ему осталось лет примерно двадцать.

Так ведь и "Враги сожгли родную хату" тоже крупнее своего повода: потому как даже "медаль за город Будапешт" могла быть дадена много когда. Вспоминается еще "Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины..." - талант у Симонова был невелик, но несколько раз с ним случалось... Да и "Я убит подо Ржевом...". Но эти "плохие хорошие стихи", как их называл Оруэлл, к морской романтике не имеют ровно никакого отношения.

Поэтому, чтобы вернуться к теме - еще одно книжное море и просто хорошие стихи:

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда?то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи
На головах царей божественная пена.
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер - все движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

Думаю, называть автора нет необходимости.

Добавлено (2007-11-27, 9:08 Pm)
---------------------------------------------
Размещаю две пиратские баллады. Обе с моралью. Первая возникла в процессе обсуждения пиратства как профессии – спасибо Captain Every за ценную информацию об историческом персонаже, о котором я и не слыхивала! На вторую я наткнулась сама собой, и сначала решила, что автор просто неправильно написал имя «Хайреддин» - про Хайреддина Барбароссу я как раз слыхивала. Но, оказалась, ошиблась я, а не автор.

Итак:

Даниэль Клугер
БАЛЛАДА О КЛАУСЕ ШТЁРТЕБЕККЕРЕ

С волны свинцовой, тяжкой, срывает пену ветер.
Но буря не тревожит сегодня старый порт:
Вожак пиратов Клаус, известный Штёртебеккер,
С остатками команды взошел на эшафот.
Они стояли молча, собор таращил бельма.
Невозмутимы Клаус, и Тео, и Лукаю.
Держался Ганс за Йошку, а Михель за Вильгельма,
Поддерживала Вилли Альбрехтова рука.
Они стояли молча и даже улыбались,
И к площади зеваки текли со всех сторон,
Они стояли молча, их словно не касались
Ни смех, ни злая ругань, ни колокольный звон.
Поставив на колени их всех одновременно,
Палач зевал украдкой и лишь сигнала ждал.
Шептал молитву патер, судья смотрел надменно,
И стоя перед плахой, пират судье сказал:
"Есть у меня прошенье, уж ты прости за смелость!"
Судья ответил: "Что же - проси, я запишу.
Тебе, разбойник, все же пощады захотелось?"
Промолвил Штёртебеккер: "Не за себя прошу.
Друзья мне доверяли – и вот теперь попались,
И знаю: перед Богом мне отвечать за них.
Могли спастись, но вместе со мной они остались.
Меня казни, но все же помилуй остальных!"
И, глядя на пиратов коленопреклоненных,
Сказал судья, в камзоле небесной синевы:
"Помилую, коль встанешь и мимо осужденных
Пройдешь по эшафоту, лишившись головы!
Пройдешь парадным маршем, ведь ты же их начальник,
И я клянусь – ей-богу, твоих друзей прощу.
И помни, славный Клаус, товарищам печальник:
По одному за каждый твой шаг я отпущу!"
"Палач, – воскликнул Клаус, – на совесть постарайся,
Исполни справедливый суровый приговор!
А ты, судья почтенный, потом не отпирайся –
Меня не испугают ни плаха, ни топор!"
Топор сверкнул на солнце и тотчас опустился,
И голова слетела, порадовав бродяг,
Но Клаус безголовый внезапно распрямился,
И замер на мгновенье, и сделал первый шаг.
От зрелища такого зевак притихла свора,
Палач остолбеневший не мог поднять руки.
А Клаус безголовый дошел до Теодора,
До Михеля, Альбрехта, Вильгельма и Луки,
Прошел он мимо Ганса, прошел он мимо Йошки,
Шептал молитву патер, и дергалась свеча.
Но тут казненный рухнул на доски – от подножки,
Которую подставил подручный палача.
...Их, точно, не казнили, лишь правых рук лишили,
А после ослепили, – да и прогнали прочь.
И долго, долго, долго они еще бродили,
И я однажды встретил в Вальпургиеву ночь
Луку и Теодора, и Михеля, Вильгельма,
Альбрехта, Ганса, Йошку с сумою на груди.
На посохах сияют огни Святого Эльма,
И Клаус безголовый шагает впереди.

Евгений Лукин
БАЛЛАДА ОБ АРУДЖЕ БАРБАРОССЕ

Грозит окруженье стальным замком.
Кому-то идти в заслон.
Это войны жестокий закон,
старый, как мир, закон.
Кто отменит его? Когда?
Какой небывалый бой?
Скорее стеклом застынет вода
и песню прервёт прибой.
Взрывая мосты, заступая пути,
простой солдат умирал,
чтоб основные силы спасти,
чтобы ушёл генерал.

...Вел мавританский шальной отряд
менее тысячи душ
Арудж Барбаросса, рыжий пират,
рыжебородый Арудж.

Не ради веры, но ради вин,
золота, каторжан
он шел, не щадя ни храмов, ни вилл,
ни грандов, ни горожан.

Испанские части наперехват
двинулись с трех сторон,
но рыжий дьявол, рыжий пират
в жертву принес заслон.

...Сзади - река. Впереди за леском -
блики испанских лат.
Ну что же, велит умереть закон.
Иди и умри, солдат.

Последний удар вслепую обрушь,
проклятья хрипя врагу!
Не правда ли, счастлив ты, что Арудж
уже на том берегу?

А он оглянулся в бегущей толпе,
от остальных отстал -
и вдруг запрокинул в злобной тоске
бешеный свой оскал...

...Иди, не оглядываясь, вперед,
мой гений, мой господин, -
там ждёт тебя твой галерный флот
и младший брат Хайраддин.

Урок переправы ты дал врагу,
ни слитка не потерял.
А это издержки на том берегу,
твой боевой матерьял...

Но ты оглянулся, рыжий пират, -
решил свою участь сам.
И испанский наместник, блестящий гранд,
не поверил своим глазам:

словно забыв, что живем лишь раз,
что мертвецам не встать,
Арудж Барбаросса отдал приказ
форсировать реку вспять.

Нет, не застыла стеклом вода,
не смолк прибоя раскат,
но шёл генерал умирать туда,
где умирал солдат.

Неравный бой, беспощадный бой,
безнадёжный короткий бой!
Исход подтверждён испанской трубой -
и день померк голубой.

...Погиб. Да главное - не один.
И более - ничего.
А младший брат его Хайраддин
был много умней его.

Он нажил то, что растратил брат,
а главное - твёрдо знал,
что должен погибнуть в заслоне солдат,
чтобы ушёл генерал.

...Когда Христа придет торжество,
то, оттеснив Петра,
сядет по правую руку Его
рыжебородый пират -

за то, что не знал на издержки цен,
наивен, неповторим!
А мы говорим: компромиссы, цель,
жертвы, - мы говорим.

А мы говорим, говорим, говорим,
чёрт бы нас всех побрал!
Пойдём в огонь и в огне сгорим -
уйдёт один генерал.

Приводим примеры из мудрых книг,
из третьих, из сотых рук!..
Небо, навеки запомни миг,
когда оглянулся Арудж.

Шарль Леконт де Лиль

В темную ночь, в штиль,
под экватором.

Время, Пространство, Число
С черных упали небес
В море, где мрак и покой.
Саван молчанья и тьмы
Их поглотил без следа -
Время, Пространство, Число.
Тяжким обломком, немым,
Падает Дух в пустоту.
В море, где мрак и покой.
С ним, погруженным во тьму,
Тонут, рожденные им,
Время, Пространство, Число
В море, где мрак и покой.

(Перевод - И.Бунина)

Конечно, мрачновато, но таинственно и очень притягательно