- Скверная! Скверная, слышь, просыпайся! Не время сейчас дрыхнуть.
Старичок из породы бутылкособирателей чуть ли не с разбегу пнул кучу листвы. Куча, покрытая инеем, как пирог глазировкой, развалилась, открыв неопрятное прелое нутро.
Минуты с две ничего не происходило. Потом звонкий девичий голос произнес в адрес старичка примерно с десяток непечатных слов. Голос исходил из разоренной кучи, а через мгновение оттуда показалась и обладательница голоса - девчонка лет пятнадцати. Джинсы, курточка, немного всклокоченная короткая стрижка.
- Тебе, козел, что, на опохмел не хватило? Так я тут не держу. Разве что говна собачьего на закусь дать могу.
- Сама говно жри. Хоть бы спасибо сказала. Брожун у тебя тут…потенциальный, – последнее слово старичок выговорил с некоторым усилием, а, выговорив, довольно заулыбался своей образованности.
Девчонка, похоже, и правда заслуживала того, чтоб ее называли скверной, потому что разразилась очередной тирадой, но уже в адрес неизвестного брожуна. Ругалась она виртуозно – ни одного повтора, и словечки все одно к одному крепкие и ядреные.
Старичок явно заслушался.
- Ну ты выводишь…
Девчонка сердито сверкнула глазами.
- Веди, давай. Только задремала.
Трава, прихваченная морозцем, тихо похрустывала под их ногами. Странная парочка выбралась на освещенную дорожку, по обе стороны от которой стояли скамейки с изогнутыми на манер лебединых шей спинками. Скамейки были новыми, их появление проспонсировали, а потом и настойчиво прорекламировали, как свое достижение и заботу о городе, хозяева торгового центра, находившегося неподалеку.
Дорожек было всего восемь, и соединялись они в центре, где стоял потемневший от времени памятник Гагарину. Но старичок с девушкой шагали в противоположную от бронзового космонавта сторону. Там, в дальнем конце дорожки мигал и явно собирался окончательно издохнуть фонарь.
- Вот ведь. Теперь хорошо, если весной заменят, – девчонка недовольно цокнула языком.
Потом шаг ее немного замедлился, а когда фонарь, мигнув последний раз, упокоился с миром, она и вовсе остановилась.
- Ты чего? – старичок обернулся, - Быстрей давай, вон холодрыга какая.
Ночной мороз и правда выдался злым. Кусачим как голодный пес.
- Дружок, - как-то робко позвала девчонка, - Дружочек…
На дорожку выскочила шустрая рыжая дворняжка. Девчонка опустилась на корточки и потрепала собаку за ухом.
- Остался что ли?
- Ага…
Уже втроем они продолжили путь, который оказался недолгим. От скамейки, стоявшей аккурат под погасшим фонарем, раздавался богатырский храп.
- Вот дурак…ну какой дурак, – девчонка всплеснула руками, и Дружок серьезно гавкнул, выражая согласие, - В одном свитере ведь.
Мужику, дрыхнувшему на скамейке, было лет пятьдесят на вид, хотя наверняка в паспорте значился другой возраст.
- И вот что теперь? Вот что? Ведь замерзнет дурак. Замерзнет, а мне расхлебывать. И ведь хрен объяснишь ему. Начнет бродить, а у меня вот недавно все наладилось. Мамочки гулять стали. Дорожки метут регулярно. Скамейки вон…- девчонка чуть не плакала.
Старичок виновато молчал, потом вздохнул.
- Ты это…извини, не уследил.
- Чтооо? Так это ты, пьянь подзаборная, его приманил? Как из стакана допивать, так рядом. А проводить не смог?
- Задремал я. Носом заклевал, а он и ушел. И куртку забыл.
Девчонка вдруг изменилась в лице и опять стала выглядеть испуганной. Смотрела она в сторону старой рябины. Даже при лунном свете гроздья выглядели ярко-алыми, выбиваясь из общей серо-серебристой гаммы.
- Ох ты, - старичок сделал неловкую попытку обнять съежившуюся девчонку, но та быстро отступила от него.
- Не лезь. Перегаром несет. А собутыльничек твой еще и наблевал тут.
Дружок, крутившийся рядом и обнюхивающий собачьи письма, глухо зарычал, а потом басовито залаял.
Девчонка шагнула в скамейке, наклонилась над спящим. Не оборачиваясь, с прорывающейся в каждом слове ненавистью, тихо спросила:
- Ты кого привел? Ты хоть понимаешь, кого ты сюда привел? Последние мозги на опивки променял?
Тут она обернулась, и старик невольно попятился. Потом покачал головой.
- Притянуло значит…Сама знаешь. Невиноватый я.
- Ага. Невиноватый. Он сам пришел? – вопрос прозвучал ехидно донельзя.
- Сам и пришел. Небось, знаешь, как у них бывает.…Тянет.
- Двадцать лет не тянуло. С чего вдруг?
- Да кто ж их знает. Разве скумекать, что у такого в голове?
- А может пусть сдохнет, пусть вот так, как собака. – Дружок обиженно заворчал и девчонка, спохватившись, наклонилась и опять потрепала его за ухом, - Извини, я не про собак на самом деле.
В глазах Дружка явственно читалось «Я понял и не обижен, но слова-то выбирай». Девчонка сконфузилась, пес вильнул хвостом, мол, пустяки, ладно, а потом навострил уши.
- Идет кто-то, - в голосе старика слышалось облегчение.
- Пальцы скрести, чтоб мимо не свернул, сморчок проспиртованный.
- Да нет, точно сюда…

Сидоров Иван Петрович был хорошим человеком и неплохим участковым. Даже шпана относилась к нему довольно уважительно. Насколько этого можно ожидать от шпаны.
Статистика участка была получше чем у многих, хотя, всякое случалось… Вот и в сквере этом однажды случилось. Чистенький, уютный, после того случая он пережил запустение и упадок. И дело было даже не в том, что дворник вдруг стал манкировать своими обязанностями. Нехорошим стало место.
Дешевое вино, пьяные песни, все бы обошлось двадцать лет назад не проходи тогда мимо компании молодых идиотов девчонка и не ответь она что-то хлесткое в ответ на «девушка можно с вами познакомиться». Девчонка так и осталась под рябиной.
Как же неловко тогда было смотреть как ее, в спущенных джинсиках, фотографируют. Хотелось прикрыть поскорее, привести одежду в порядок, но для следствия было необходимо все зафиксировать. Молния на джинсах оказалась сломанной.
Идиотов нашли всех и сразу. Они, испугавшись того, что натворили, даже скрыться не пытались и отсиживались по домам. Вот только родители у них, как на подбор, оказались непростыми. Дело медленно спустили на тормозах. Иван Петрович тогда положил на стол заявление, но в итоге остался. Со своей совестью пришлось, конечно, договариваться. По счастью, идеалистом молодой еще тогда участковый не был.
Со временем история та забылась.
А сегодня, возвращаясь с дежурства, он отчего-то решил пройти через сквер и сразу заметил, что в том самом углу не горит фонарь. Мороз щипал за уши и щеки, но пьянчужке, устроившемуся на скамейке, было похоже тепло и уютно. Иван Петрович брезгливо потрепал его за плечо, а когда пригляделся, то почувствовал сразу два желания – перекреститься и дать пинка гражданину Силантьеву, которого непростые родители уберегли от тюрьмы, но не от бутылки. И какая нелегкая занесла его сюда? После того случая семья спешно переехала. Но городок был маленький, пару раз Иван Петрович с Силантьевым случайно пересекался, и тот отводил глаза – помнил. Была все же какая-то справедливость в том, как сложилась, а точнее не сложилась его жизнь.
А сейчас Силантьева нужно было растолкать и препроводить хоть в вытрезвитель. Вряд ли он осознает с похмелья, как ему повезло, и какой символичной оказалась бы его некрасивая смерть на скамейке. Ничего хорошего ему, впрочем, и так не светило. Такими темпами загнется от цирроза или еще какой пакости. Но на своем участке мусор Ивану Петровичу нужен не был.

- Обошлось…
- А ты с ним наверно за здоровье выпивал, – девчонка еще сердилась, но уже скорее по инерции. – Брожуном стал, уходить бы пришлось. С таким…не уживешься.
- А чего раньше не ушла то?
- Скверная отсюда ушла давно. Вот мне и предложили. Здесь хорошо, особенно когда с детьми гуляют. Сам то чего при наливайке остался?
- Дык ведь наливают. – Старичок усмехнулся и заторопился, - Пора мне. Люська откроет сейчас.
Имени-отчества старичка никто не помнил. Тихий и, похоже, одинокий он постоянно околачивался в закусочной, пропивая не то пенсию, не то милостыню. Выглядел опрятно, не скандалил. А однажды, прикорнув в уголке, просто не проснулся. Люська сначала не стала будить, а когда забеспокоилась, было уже поздно.

Девчонка потянулась и зевнула.
- Вот ночка, Дружок.
Пес согласно тявкнул, проводил хозяйку до лиственной кучи. Внимательно и даже придирчиво понаблюдал, как она устраивается, и сам прилег неподалеку.

Машина, которая отбросила его на обочину, даже не притормозила. И поблизости никого не оказалось, да и если бы оказались – толку то. Разве что добили бы из жалости и то вряд ли.
Дружок пополз бы к дому. Но дома вот уж года два как не было, и он из последних сил доковылял до сквера, подальше от дороги.
А потом боль закончилась и пес почувствовал, как его ласково треплют за ухом.
Девчонка в джинсах и курточке сидела рядом с ним на корочках и улыбалась.