Итак, первоначальный вариант - Доброе утро, сударыня! – приветствовал ее Блад. И, держа шляпу в руке, протестующее добавил: - Честное слово, безжалостно заставлять меня бежать в такую жару!
- Тогда зачем же было бежать? – спросила она холодно, стройная и изящная, очень женственная в своем белом платье, но неестественно спокойная. – Я спешу, - добавила она, — и, надеюсь, вы извините меня, что я не могу задержаться.
- Вы совсем не спешили до моего появления, - ответил он, и хотя губы его улыбались, в синих глазах появилось необычное жесткое выражение.
- Но если вы заметили это, сэр, то меня удивляет ваша настойчивость.
- Потому что причина ускользает от меня, а я по природе любопытен.
Ее дыхание замедлилось, а чистые карие глаза пристально рассматривали его.
- Я полагала, что изложила причину достаточно ясно.
- Вы хотите сказать, потому что я «вор и пират»?
Она пожала плечами и отвернулась. – Мне не хотелось повторять слова, которые вас, кажется, обижают, - ответила она холодно.
- То есть вы иногда способны на милосердие, - он мягко рассмеялся. - По-видимому, я должен быть признателен вам за такую щедрость. Но я не могу забыть, что, когда я был всего лишь рабом на плантациях вашего дяди, вы относились ко мне с несомненной добротой.
- Тогда вы были другим человеком. Вы попали сюда за участие в мятеже. Но это было вашим единственным преступлением, а уважать мятежника вполне возможно. Вы были просто несчастным джентльменом.
- Ну, а кем же вы можете назвать меня сейчас?
- Едва ли несчастным. Мы слышали о вашей удаче на морях – ваше счастье уже стало притчей во языцех. Мы слышали о вас и другие вещи.
- Да? Наверняка какая-нибудь ложь, черт побери, и я мог бы вам это доказать.
- Не понимаю, к чему вам утруждать себя оправданиями, - ответила она, чтобы обезоружить его.
- Для того чтобы вы думали обо мне не так плохо, как сейчас.
- То, что я о вас думаю, сэр, не имеет никакого значения.
- Как вы можете так говорить? Вы говорите это, зная, что именно ради этого я согласился принять патент королевской службы, которую я презираю? Разве не вы убедили меня, что таким образом я искуплю прошлое? Мне хочется только восстановить свое доброе имя в ваших глазах. Ведь в прошлом я не сделал ничего такого, чего мне следовало бы стыдиться, учитывая провокацию, которую я получил.
Она не выдержала его пристального взгляда и опустила глаза.
- Я... я не понимаю, почему вы так говорите со мной, - сказала она уже не с той уверенностью, как раньше.
- Ах, так! Теперь вы не понимаете! - воскликнул он. - Тогда я скажу вам.
- О, прошу вас! Не нужно! - В ее голосе прозвучала подлинная тревога. Но Блад ее не слушал.
- Вы ведь помните тот день две недели назад, когда мы встретили три корабля ямайской эскадры. Как вы думаете, почему я побоялся вступить с ними в сражение? Вы ведь слышали, как Волверстон говорил, что мне случалось быть и в худших ситуациях и выходить победителем? Вы так же возможно слышали, как он говорил, что это из-за вас я стал трусом! И это была правда. Мне была невыносима мысль о той опасности, которая угрожала бы вам в жестоком сражении, если бы я принял бой.
- Я… Я поняла это. И я вам очень признательна. Я всегда буду признательна.
- Но если вы намерены всегда думать обо мне, как о воре и пирате, то, честное слово, оставьте вашу признательность при себе. Мне она ни к чему.
Щеки Арабеллы залил легкий румянец.
- Вы неправильно поняли, - сказала она. – Дело не в этом.
- Тогда в чем же… или в ком? - спросил он и тут же добавил: - В лорде Джулиане?
Она вздрогнула и взглянула на него с возмущением.
- О, будьте откровенны со мной! - безжалостно настаивал он. - Это будет милосердно с вашей стороны!
- Вы... вы совершенно невыносимы, — сказала она, высоко подняв голову. — Разрешите мне пройти.
Он отступил в сторону и своей широкополой шляпой, которую он все еще держал в руке, сделал жест в сторону дома.
- Я больше не задерживаю вас, сударыня.
Она уже собиралась уйти, но остановилась и вновь взглянула на него. Ее дыхание было взволнованным и было заметно, как вздымается ее грудь под тонким шелком.
- Три года назад, в тот день, когда дон Диего напал на Бриджтаун, - начала она, - я видела такое, что буду с ужасом вспоминать до конца моих дней, а потом услышала рассказы о еще более ужасных вещах. Когда я думаю о том, что вы и ваши буканьеры творите в испанских поселениях то же самое, что сделал дон Диего и его рейдеры на Барбадосе, неужели вас удивляет, что я стремлюсь общаться с вами как можно меньше теперь, когда ваши новые обязанности удерживают вас в Порт-Ройяле?
Но это было еще не все. Арабелла чувствовала необходимость объясниться, и была предельно искренна.
- Возможно потому, что в прежние дни я уважала вас как несчастного джентльмена, жалела вас в вашем злоключении, ценила вас за ваши способности и стойкость, с которой вы переносили несчастье, я испытываю еще больший ужас от того, кем вы стали.
Так безжалостно Арабелла обошлась с ним, убив все его надежды. В том, что она сказала, было достаточно оснований для отчуждения, но его возрастающая ревность предпочла другое объяснение, нежели то, которое она предоставила.
- О, сударыня! – воскликнул он с насмешкой в голосе. – Qui s’excuse s’accuse (Кто извиняется - обвиняет). Вы без сомнения, знаете французский.
- Мне недостаточно знать французский, чтобы догадаться, что вы имеете в виду. Но это не имеет никакого значения. Тот Питер Блад, которого я знала на Барбадосе, и высоко ценила – умер.
- Думаю, это правда, - ответил он с возрастающей горечью. – Потому что это вы убили его. – И увидев изумление и презрение Арабеллы, он объяснил:
- Вы убили его в тот день, когда уговорили принять королевский патент, став отступником и предав тех, кто ему доверился. Несмотря на все его грехи, включая и те, что приписывает ему ваше воображение, до того дня он мог сказать о себе, что никогда никого не предавал. Из-за того, что вы презирали его за пиратство, но пообещали, что, приняв патент, он искупит прошлое, он уступил. Но ради чего? Чтобы услышать то, что вы мне только что сказали – что, искупив вину в глазах общества и закона, в ваших глазах я остаюсь вором и пиратом, которого вы презираете и избегаете? Разве то, что вы сделали – не обман? Неужели вы скажете, что не понимали, что меня волновало искупление лишь в ваших глазах? Что мне общество и закон? Я … - он прервал себя, - Но довольно! Я сказал достаточно, и может быть даже более, чем достаточно. В конце концов, я могу еще исправить свой отвратительный поступок. Желаю вам доброго дня, сударыня.
Он сердито нахлобучил шляпу и пошел к дому, не дожидаясь ответа.