Вопросы и подозрения возникли у меня в связи с замечанием о лингвистических способностях Блада. Автор называет его французский язык «execrable» и «vile», что при самом мягком толковании трудно перевести иначе как «скверный», по-испански же Питер изъясняется так, что испанцам, имевшим удовольствие (?) быть собеседниками «дона Педро Сангре», не приходит в голову никаких сомнений в его испанском происхождении. Тут-то я и задумался.

Известно, что Блад находился на французской службе по меньшей мере дважды: перед тем, как попал в испанскую тюрьму (см. разговор его с Арабеллой), и после выхода оттуда, чтобы сквитаться с испанцами. Пребывание в тюрьме, конечно, хороший жизненный университет, но над его образовательно-лингвистическим эффектом здесь уже иронизировали. Напротив, воевать на французской стороне, даже в наемных войсках, значило – существовать в соответствующей языковой среде. Поэтому блестящее владение испанским и скверное – французским кажется странным (тем более что языки родственные, это же не суахили какой-нибудь ).

Следующий вопрос – о французской службе. Изначально, решив посмотреть мир и вообще удовлетворить страсть к приключениям, Питер пошел воевать как раз против французов, поступив к голландцам. Не слишком ли резкие смены курса, при том, что называть Блада беспринципным наемником совершенно не хочется?

С другой стороны, сам Автор Одиссеи подчеркивает, что ему ничего не известно о жизни героя после Неймегенского мира. Если даже посчитать, что речь идет о «самой крайней дате» переговоров – декабре 1679 года, все равно до появления Блада в Бриджуотере (январь 1685 года) остается пять полных лет. Два года из них проведены в тюрьме, а остальные?

Теперь о самой тюрьме. К сожалению, я не знаю общих правил обращения с военнопленными в то время («Я попал туда как военнопленный», – говорит Блад Арабелле), но все же… Он католик, следовательно специальным интересом инквизиции вроде бы пользоваться не должен. Он наемник, следовательно, в общем с него взятки гладки – воюет себе человек и воюет, какие могут быть претензии? Почему же тюрьма на два года? И, кстати, если уж его посадили в тюрьму, то как он оттуда вышел? Размен пленных, даже если тогда и практиковался, вряд ли должен был распространяться на наемников – их плен должен был входить в категорию профессионального риска; выкупать Блада и подавно никому не было нужно… В общем, еще одна загадка.

Версия, которую я предлагаю, наверное, не все объясняет, но, мне кажется, кое-что увязывает. Согласно ей, по окончании франко-голландской войны (1678/1679) Блад, чья страсть к приключениям еще не насытилась, поступает на испанскую службу, возможно, даже колониальную (если он участвовал в набеге де Ритера на французские колонии и ему понравился тот театр войны или просто тамошние места; а уж мощнее колониальной империи, чем Испания – кстати, с 1674 года союзница Голландии против французов! – было поискать). Возможно даже, что он еще в течение войны каким-то образом соприкасается с испанцами. На службе Его Католическому Величеству проходит довольно много времени, я бы даже сказал, года два с половиной, не меньше, за которые Питер не только овладевает языком, но и усваивает манеры благородного испанского общества: ведь в будущем, для того, чтобы его не узнавали, недостаточно быть лингвистом – нужно уметь держаться, как настоящий кабальеро, а это достигается только опытом (ни слова про «уроки актерского мастерства», их Блад явно не брал! ).

Что происходит дальше, в точности неизвестно, но явно что-то происходит. Предположительно, Блад стал свидетелем какой-то жестокости или несправедливости, настолько его возмутившей, что он не только разрывает контракт или даже просто дезертирует, но и поступает на службу к противнику – французам. Однако военное счастье переменчиво, и Блад оказывается в испанском плену.

Вот почему его заключают в тюрьму – он не просто пленный наемник-ирландец (мало ли таких!), его считают перебежчиком, дезертиром и т.д. Обычный человек из испанской тюрьмы после этого бы не вышел, но Питер Блад – человек необыкновенный. Возможно, помогла какая-то непредвиденная ситуация, вроде перевода из одного помещения или здания в другое, мы этого не знаем. По крайней мере, малейшую возможность для побега Блад готов использовать, и когда она предоставилась – использовал с успехом.

Далее он, как пишет Автор Одиссеи, продолжает воевать против испанцев на стороне французов; можно предположить, что этот период оказался очень недолгим, и именно из-за предшествовавшего пребывания в тюрьме: как раз оно ухудшило здоровье Блада, да и запущенная рана, о которой упоминает Автор, могла быть получена именно там. Не навоевавшись до конца, но поняв, что передышка, и желательно более длительная, ему необходима, Блад и делает попытку отправиться на родину, вынеся из своего жизненного опыта помимо навыков морского офицера определенное предубеждение против испанцев как таковых (именно поэтому на вопрос Арабеллы, был ли он в Испании, он отвечает правдиво – «Да, был», но сразу переводит разговор на тюрьму, не уточняя других подробностей) и некоторую степень разочарованности в мире и людях (вполне естественную, исходя из вышеизложенного). Да и «ностальгия», которую он почувствовал, вполне вероятно была связана с последним ощущением и стала попыткой вернуться из жестокого и несправедливого мира к тому, в котором прошла его молодость, теперь, в тридцать два, кажущаяся такой светлой и доброй.

В общем, примерно так – и теперь я жду критики

Quote (Captain_Every)

А я имел в виду не понятия о чести или, скажем, приличиях, а нечто специфически-испанское, что позволяет отличать "своего" от "чужого" практически интуитивно; в обществах сословных и традиционных это должно быть, по-моему, очень важно.

И ещё, возможно, какие-то именно языковые тонкости - словечки, интонации, смыслы. Он вроде с хорошим кастильским акцентом говорил, если не ошибаюсь. В колониях, кстати, этот вариант испанского коверкали на свой лад. Так что у Блада была возможность выдавать себя за "столичную штучку".
И вот ещё. Возможно, в тюрьме ему довелось сидеть с каким-нибудь опальным офицером или просто знатным дворянином, с которым он сдружился и от которого мог почерпнуть знание языка и манеры. Почти как в "Графе Монте-Кристо".

Я думаю, скорее какие-то особенности того и другого. Основа должна была быть заложена раньше, в живом общении, или даже вращении (в соответствующем обществе). По рассказам сокамерника можно постигнуть теорию, а вот практику - думаю, не очень...

Liorelin, а Вам все-таки очень хочется подружить Питера с кем-то из испанцев!

Quote (Captain_Every)

Liorelin, а Вам все-таки очень хочется подружить Питера с кем-то из испанцев!

Не отрицаю. Но в данном случае я об этом особо не думала. Тюремная дружба штука вынужденная, пока сидишь в одной камере, надо как-то уживаться с окружающими. А тогда тюрьмы были зверские, наши - даже российские - прямо Гавайи по сравнению с ними. Не факт, что Бладу выделили индивидуальную камеру, он не гранд и даже не испанец, скорее всего впихнули в общую, а там могло быть и до нескольких десятков заключённых. И пока все они сидели вместе, должны были как-то сосуществовать, может, и приятельствовать, а потом - адьос, амигос. Или даже друг/друзья Блада могли умереть до того, как он вышел из тюрьмы, или во время побега.

Liorelin, я, наверное, не очень хорошо выразил свою мысль. При общении в тюрьме можно усвоить произношение или, как Вы пишете, "словечки, интонации, смыслы". Можно узнавать что-то новое из разговоров. А вот научиться, пусть простым наблюдением, можно довольно ограниченному числу навыков. Например, "как сидящий в тюрьме кабальеро общается со своим тюремщиком" Но это все-таки навык специфический, а вот, скажем, чтобы перенять навыки поведения в свете (самые полезные для Блада, как окажется впоследствии ) - все равно сомневаюсь.