Ну-с, вот еще одна вещица из той же оперы...

Пародия по мотивам произведений В.Пикуля (надеюсь, что душа писателя... см. выше )
------------------------------------------------------

СТРАШНЫЙ СОН

Было это во времена хоть и не стародавние, но все же и не так, чтобы близкие...
Приснилось как-то мужу известному и плодовитому (на писательском поприще, вестимо!) Валентину Пикулю, что он... того-с... Преставился, в смысле. Помер.
И так ему обидно стало, так горько, что впору ревуном морским заголосить. Нет, понятно, что никто не вечен... но это просто паскудство выходит! Столько книг ненаписанных, неизданных, столько злодеев-редакторов, с коими не успел насобачиться, грудью молодецкою каждую запятую отстаивая... Нельзя же вот так, внезапно! Без предупреждения - дыру ниже ватерлинии, только громкий "бульк!", и даже следа на стылой воде не останется... Несправедливо, братцы!
Опять же - а что теперь будет?
Надобно заметить, что хоть и не верил Пикуль ни в Бога, ни в черта, но все ж мысль беспокойная иной раз мучила: к какому экипажу его на том свете припишут??? А ну, как и в самом деле есть рай с адом???
И только успел об этом вновь помыслить - заклубился перед ним дым, схожий с пороховым, словно на поле Кунерсдорфском. А как рассеялся, углядел перед собою потрясенный писатель судилище. Стол длинный, крытый зеленым сукном, за ним - коллегия, во главе с немолодым хмурым дядькою. Сбоку секретарь - душа чернильная - примостился, перышком очиненным поигрывает.
-Вот и ответчик! - молвил дядька голосом строгим, оглядев Пикуля с ног до головы. - Зовите истцов! Да по одному пусть входят, не толпою...
"Ответчик?!" - испуганно помыслил Пикуль. А более ничего не успел, поелику вошел в комнату англичанин. Вот так сразу, без слов, стало ясно - из англицкой земли. То ли морда спесивая, на лошадиную схожая, подсказала, то ли форма, по военным годам Пикулю зело знакомая...
-Назови себя да поясни, в чем винишь ответчика! - сказал дядька.
-Дадли Паунд, адмирал флота Его Королевского Величества! - отчеканил англичанин, сухо и отрывисто. - А виню сего недостойного мужа не в том, что он бездумно повторял глупые побасенки, называя меня: "Не делай этого, Дадли!", и даже не в том, что трусом меня величал... То готов простить ему по доброте душевной. А вот того, что выставил меня невеждою, считать не умеющим - вовек не прощу!
-Эт-то где ж было??? - от потрясения у Пикуля даже страх прошел. - Эт-то когда же...
-Книга "Реквием каравану Пи-Кью 17". Там были строки: "Англичане обнаружили "Шарнхорст" и "Гнейзенау", когда они уже миновали Дувр. Вот, казалось бы, удобный момент, чтобы бросить на них "больших дядек" из "Хоум Флита" и навсегда покончить! "Не делай этого, Дадли!" - наверное, сказал себе Дадли..." - проговорил англичанин на память, будто по бумаге читал.
-Точно, есть такое! - тут же откликнулся секретарь - чернильная душа.
-Ну, и где же здесь счет?! - выпучил глаза Пикуль.
-Прошу высокий суд поручить этому... - англичанин замялся, словно выбирая зловредно, какое бы слово пообиднее сказать, - этому... бывшему юнге подсчитать, за сколько времени мои линкоры из бухты Скапа-Флоу могли дойти до Дуврского прохода. - Для облегчения задачи, даю вводную: линкоры УЖЕ под парами, идут ПОЛНЫМ ходом, ПРЯМЫМ курсом. Даже без противолодочных зигзагов... - поморщился, словно гадость какую сказал . - Более того, еще одна вводная: немцы после Дувра пошли самым малым ходом, впав в тупоумие, обычно им не свойственное. Пусть подсчитает, успели бы мои линкоры перехватить супостатов даже при таких условиях!
Только беззвучно губами шлепал Пикуль, аки рыба, из воды извлеченная. Как же он сам до столь простой вещи не додумался?! И впрямь - не успевают, немцы спокойно в гавани безопасной укроются...
-Не успевают-с! - подтвердил секретарь, наспех накарябав что-то на краю пергамента.
-Ну, так зачем же мне было попусту гнать корабли туда-обратно? Напрасно топливо ценное жечь?! Почто меня, адмирала заслуженного, невеждою выставили, счету не обученным?! - чуть не всхлипнул Паунд.
Хмурый дядька, наспех пошептавшись с иными, возгласил зычно:
-Иск твой справедлив, подлежит удовлетворению! Ступай, молодец, да покличь следующего!
Вторым истцом оказался француз. Опять же, без всяких слов ясно - француз, и все тут! Высокий, с крупным породистым носом.
-Назови себя, да поясни, в чем винишь ответчика! - снова возгласил сурьезный дядька.
-Пьер-Огюстен Бомарше, государственный деятель и сочинитель! - отозвался с величавым прононсом сын прекрасной Галлии. - А обвиняю сего негодяя в гнусной клевете, коя грязным пятном легла на имя мое и репутацию! В книжонке своей "Пером и шпагой" он посмел утверждать, будто я - Я!!! - не способен отличить мужчину от женщины! Цитирую, скрепя сердце: "И ведь девица де Еон дала согласие на брак с ним! Хороша бы была их брачная ночка, если бы Бомарше напоролся на мужчину!"
Тут закашлялся, внимание к себе привлекая, секретарь - чернильная душа.
-Вот-с, извольте, рисунок, сделанный неизвестным художником! С натуры. Перед обряжением покойной девицы... то есть, субъекта, именующего себя девицею де Еон. В нагом естестве-с...
И подал, угодливо согнувшись, дядьке какой-то лист.
Тот внимательно рассмотрел, показал иным судьям...
-Мужик, однозначно! - был общий глас. - Без сомнения!!!
-Ну, а я что писал?! - оживился Пикуль.
-Это был какой-то бесстыдный самозванец, присвоивший себе ее имя! А речь-то идет о девице, о прекрасной красавице, вскружившей головы всем королевским дворам Европы! - вскипел пылкий француз. - Ну, или почти всем... Я в нее влюбился без памяти, танцевал с нею, сделал предложение! Неужто я - Я!!! - потерявший счет амурным викториям, не отличил бы женщину от мужчины?!
-А ты, танцуя, ей под юбку лазил?! - взревел Пикуль, точно бугай, естества лишаемый.
-Варвар! Дикий московит! Требую сатисфакции!!! - таким же гласом отозвался Бомарше, и залапал судорожно рукою по боку, несуществующую шпагу разыскивая.
-Молчать!!! - прикрикнул хмурый дядька, да так, что оба тут же притихли от испуга.
-Вопрос трудный, требует осмысления. Покуда ступай, молодец, да покличь следующего! - велел дядька французу.
Немного воспрял духом Пикуль, углядев "следующего". Соотечественник все же... Опять без всяких пояснений ясно стало: брат-русак.
"Ну, а этот-то что на меня имеет?!" - подумал, однако, с опаскою.
-Назови себя, да поясни, в чем винишь ответчика! - снова раздались слова грозные.
-Петр Семенович Салтыков, генерал-аншеф Державы Российской! - дребезжащим страческим голоском отозвался истец. - А виню мужа сего в том, что он в сочинении своем, "Пером и шпагою" называемом, меня, заслуженного человека, оскорбил и опорочил!
-В той же книге??? - поднял брови дядька. - Неужто он и тебе вместо бабы мужика подкладывал?
-Чур меня, чур!!! - возопил генерал-аншеф, налившись краснотою, будто диковинный овощ заморский, помидором называемый.
-Тогда в чем же оскорбление?
-А он меня в книге этой такими словесами покрыл - не токмо вслух произнести, на бумаге написать срамно!
-Какими именно? - вопросил глава коллегии. - Говори, не стесняйся! Тут женского полу нет...
-Помилосердствуй, батюшка! - всхлипнул старичок. - Не могу повторить... Стыдно!
Подскочил секретарь - чернильная душа. С ухмылкою блудливой снова подал дядьке какой-то лист.
-Сразу вслед за "косицею прусской!" - пояснил негромко.
Дядька, побагровев, прочел вслух:
-"Курдюк с квашеным поносом!" Однако... Это, коллеги, уже сущий беспредел выходит!
-Сущий беспредел! - хором отозвались иные.
-Не я это! - взмолился Пикуль, чуя, как от перепуга волосья встали дыбом (и не на одной лишь голове). - Это солдаты его так обзывали, солдаты!!!
-Врешь, бумагомаратель!!! - вскричал вдруг Петр Семеныч, потрясая стиснутыми кулачками. - Мои солдаты меня любили! Строг я был, но справедлив! Не стали бы они меня такими словами крыть!
-Тихо! - рыкнул дядька, восстанавливая порядок. Опосля чего вперил взгляд в Пикуля, да такой тяжелый, что у бедняги зубы в пляс пошли. - Солдаты, говоришь? Ну-ка, быстро - кто именно? Называй! Имена, фамилии, отчества!!! И в глаза мне смотреть! В глаза!!!
Дико завопил Пикуль. И проснулся...
---
За окном светало. На столе - слава Богу, без всякого зеленого сукна и судейской коллегии! - стояла знакомая пишущая машинка с заправленным листом бумаги.
Начинался новый рабочий день...

Я ВИДЕЛ МНОГИХ...
-----------------------

Я видел многих людей. Мужчин и женщин. Совсем еще юных, почти детей, и находящихся в расцвете силы и красоты. Зрелых и пожилых. Даже старых, еле передвигающих ноги, - их, правда, было гораздо меньше.
Кто-то из них старался вообще не смотреть на меня, кто-то, напротив, внимательно ощупывал взглядом. Таких я уважал - люблю смелых! Правда, некоторым после этого становилось дурно... но я всегда снисходительно относился к человеческим слабостям. Люди ведь не стальные...
Да, все они были разными, и я тоже относился к ним по-разному. Хотя обязан был соблюдать полное равнодушие и беспристрастность. Великая Революция отменила все сословные привилегии и предрассудки, а я как-никак представлял ЕЕ священную особу. Моей единственной и почетной обязанностью было делать свою работу, одинаково добросовестно и умело, кого бы ни приводили на встречу со мной - бывшего аристократа, богатого откупщика, вора-подрядчика, разбойника с большой дороги, или шлюху, зарезавшую клиента во сне. И не вдаваться в пустые и досужие рассуждения, действительно ли они виновны, или стали жертвою роковых стечений обстоятельств, а то и вовсе - судейского произвола. Исполнитель вообще не должен об этом думать. И уж тем более не должен поддаваться эмоциям. Иначе он не сможет быть исполнителем.
Я знал это. И я изо всех сил старался быть бесстрастным. Но все-таки не мог.
Мне было очень жаль Шарлотту Корде. Я чуть не плакал кровавыми слезами, когда на эшафот один за другим поднимались жирондисты, а внизу, у ступеней, продолжала звучать "Марсельеза". Все менее и менее многоголосная. Их было двадцать два человека, и я управился со всеми за сорок три минуты. Последний тоже пел, в полный голос, и мне хотелось плакать... Впрочем, я об этом уже говорил.
А когда десятого Термидора я увидел Робеспьера с перевязанной челюстью (даже застрелиться толком не смог!), Сен-Жюста, Кутона и многих других... Меня охватило какое-то брезгливое презрение. И вместе с тем - злорадство. Мне невыносимо стыдно признаваться в этом... Ведь исполнитель - как врач, или адвокат. Он должен быть выше личных пристрастий и предрассудков, должен пересилить себя и подойти к любому клиенту вежливо, профессионально и добросовестно.
Впрочем, к моей работе в тот день тоже не было никаких нареканий.
Когда же через какое-то время на встречу со мной стали привозить судей Трибунала и обвинителей - тех самых, которые выносили приговоры - я снова был спокоен. Мне не было дела ни до их обмороков, ни до истерик, более подобающих женщинам (впрочем, та же Шарлотта Корде поучила бы храбрости любого мужчину!) Я равнодушно слушал их угрозы и проклятия... Тем более, они ведь адресовались беснующейся толпе, а не мне.
Какой смысл проклинать меня? Я - всего лишь исполнитель... Мое дело - подниматься, повинуясь усилиям человеческих рук, а потом падать под воздействием земного притяжения.
Я - обыкновенный, хорошо наточенный нож гильотины...

Рапорт начальника службы безопасности Трои
--------------------------------------------------------
Царь наш Приам, многомудрый и славный владыка!
Властью твоей надзирать за порядком поставлен,
Дабы в возлюбленном городе нашем отнюдь не случалось
Драк, иль дебошей, иль всякого прочего буйства,
Вредных всегда, а особенно - в дни обороны
(Чтобы в свой Тартар отправились все эти греки!)
Вот и обязан тебе, многомудрый владыка,
Я донести (без усмешки, по долгу лишь службы!)
То, чему лично свидетелем был прошлой ночью.
Сын твой Парис... Как бы это сказать деликатней...
В общем, мужчина любой всегда рад похвалиться:
Мол, неудержен на ложе любви... Вот Парис и нарвался.
Он позабыл, бедолага, что дамы... такие...
(В общем, они кое-что понимают буквально).
Очередь ту не сумел ублажить и Геракл бы!!!
(Впрочем, надеюсь, великий герой был умнее,
И удержался бы он от ТАКИХ обещаний).
Сын твой, Парис, запоздало поняв, что наделал,
Думал спасение в бегстве найти... О, наивный!!!
Знать ведь обязан, что женщина в гневе страшнее
Греков, всех взятых (включая и даже Ахилла!)
Если же женщин такая толпа... Боги, боги!!!
Ясно, поймали. И участь была незавидной:
Раз обещал - так изволь исполнять обещанье!!!
----------------
Я подоспел, привлеченный неслыханным шумом.
Взору открылась картина... Я долго тер очи,
Чтоб убедиться, что вовсе не сплю. На верхушке
Древней и крепкой оливы сидел наш царевич.
Женщины ж, ствол сотрясая, кричали сердито:
-Ты целый час отдыхаешь! Спускайся, бездельник!!!
Коль это дерево спилим - тебе будет хуже!

Добавлено (2011-03-05, 9:37 PM)
---------------------------------------------
КАВАЛЕРГАРДАМ, ПАВШИМ ПРИ АУСТЕРЛИЦЕ
-------------------------------------------

Красиво как выглядит белый колет,
А в мыслях – карьера и слава…
Полковником мнит себя юный корнет,
Уж сзади осталась держава.

Пусть поздняя осень – кровь греет азарт,
И томный взгляд женский украдкой…
Увидеть врага бы – держись, Бонапарт!
Расстанешься с хищной повадкой!

Мальчишка безусый в горячих мечтах
Подробно и четко представил:
Поверг узурпатора полк его в прах,
Склониться смиренно заставил!

И он – ну, конечно! – был первым в бою,
И орден, заслуженный честно…
---
Наивную гордость потешил свою,
А дальше что было – известно.

Ни разу в сражениях полк не бывал,
Но в страшную влез он работу,
Когда хриплым басом вскричал генерал:
-В атаку! Спасайте пехоту!!!

И белых колетов рванул вперед клин,
В ручье взбив кровавую пену…
Никто не свернул. Все пошли, как один.
(Так смертник бы шел на арену).

Матерых рубак страшен встречный удар,
И поле устлали колеты.
Как губит подлесок свирепый пожар –
Так гибли мальчишки-корнеты.

Пехота спаслась – дорогою ценой.
Но Гвардия честь сохранила…
Для многих последним стал первый тот бой,
Чужая земля их укрыла.

Глаза не увидят холодный рассвет,
Долг выполнен – Бог пусть рассудит!
---
Не будет полковником храбрый корнет,
Поручиком даже не будет…

Добавлено (2011-04-03, 6:01 PM)
---------------------------------------------
СТРАННЫЕ ДВУНОГИЕ

(Пародия на рассказ "И вырыли яму" Р.Киплинга.
Прости, великий... )
-----------------------------

Немолодой мудрой кобре очень приглянулась какая-то странная яма... Вообще-то ям в Индии всегда было хоть отбавляй. Как, впрочем, и кобр. История умалчивает, к какому именно виду ядовитых пресмыкающихся относилась героиня нашего повествования. Может, это была даже самка гамадриада - королевской кобры... Не суть важно.
А вот вид ямы нам известен с полной точностью. Это была могила, к тому же облицованная кирпичом... Потому-то она так полюбилась немолодой мудрой кобре. Кирпич, знаете ли, накаляется под жгучими лучами индийского солнца, а холоднокровной твари каждая лишняя калория тепла - как лишняя порция любимого блюда гурману.
Лежи себе на краю ямы, грейся... Благодать! Если бы еще никто не мешал...
Кобра действительно была мудрой, и в отличие от молодых глупых товарок, крепко усвоила: странные двуногие существа не виноваты в своей бестолковости. Ну, не дала им мать-природа ни гибкого тела, ни смертоносного яда! Что с них взять... Вот и шастают где не надо, греться мешают... Если каждый раз жалить - никакого яду не напасешься. Опять же, эти двуногие почему-то ужасно возмущаются, когда их жалят. Точнее, ужаленные уже возмущаться не могут... но результат все равно будет печальный. Устроят охоту, обнаружат и прикончат. Так что лучше уползти и затаиться рядом, в кустах. А уж потом снова - на приятно нагретые кирпичи...
Змеи, даже мудрые, плохо видят. Поэтому кобра совершенно напрасно употребляла множественное число. Беспокоил ее всего один "странный двуногий", звали которого Хокинс Мумрат. По самой прозаической причине - вырытая (и облицованная кирпичом!) могила принадлежала ему. И служила источником постоянной головной боли... хоть и в переносном смысле.
Согласитесь, мало кому удается при жизни подробно исследовать собственую могилу! Облицованную ли, не облицованную ли...
Мистер Хокинс Мумрат был скромным чиновником на службе Ее Величества в провинции Бенгалия. Звезд с неба не хватал, но и бездарностью его назвать никто бы не решился. Обычный, средний человек, каких двенадцать на дюжину.
Тем большее удивление (а также растроганность) испытал он, читая собственный некролог и узнав, какую ужасную и невосполнимую утрату человечество только что понесло в его лице...
Точнее, не понесло! Ведь мистер Хокинс Мумрат, заболев брюшным тифом, да так тяжело, что уже приготовился к переходу из нашего грешного мира в мир иной, самым возмутительным и наглым образом выздоровел. Обманув и поставив в идиотское положение не только сослуживцев, заранее напечатавших некролог в местной газете, но и собственное руководство, заказавшее ему могилу на кладбище для британских чиновников. Ту самую, облицованную кирпичом...
Ну, раз могила уже готова - не засыпать же ее! Пусть себе стоит и ждет...
Так и думал мистер Хокинс Мумрат, изредка посещая свое несостоявшееся последнее пристанище. Из чистого любопытства, ибо мало кому... (см. выше).
Он, естественно, не думал, что спугивает мудрую самку кобры. И еще меньше ожидал, какой сюрприз вот-вот нагрянет...
Через некоторое время кобра почувствовала, что странные двуногие почему-то злятся. Они нервно топтались у ямы, шипели и размахивали верхними конечностями. Мало того - разговаривали сами с собой! Ну, это уже вообще верх глупости...
Если бы мудрая кобра знала английский язык, она уловила бы следующее:
-Нет, это уже ни в какие ворота не лезет! Если шутка, то идиотская! Я что, виноват, что выздоровел?! В кладбищенской бухгалтерии, видите ли, не сходится баланс! Я что, должен заживо себя похоронить, чтобы он сошелся?!
А вскоре двуногие повели себя еще страннее. Держали в одной верхней конечности что-то белое и плоское (мудрая кобра не знала, конечно, что это - лист бумаги), а другой грозили кому-то:
-Дебилы! Рассказать кому - не поверят! "Глубокоуважаемый сэр! Ознакомившись с вашим ответом от такого-то числа с таким-то исходящим номером на нашу претензию такую-то от такого-то... касающуюся незанятой могилы, числящейся за вами... вынуждены с прискорбием констатировать, что вы, видимо, не представляете всей важности своевременного и полного ведения бухгалтерской отчетности! Вы своим легкомысленным и эгоистичным поведением (неиспользования материальной ценности по назначению) ставите под угрозу один из краеугольных столпов..." Идиоты!!! А вот это как :"Тщательно рассмотрев ваше предложение, адресованное директору нашего кладбища - самому улечься в вашей могиле и использовать ее по назначению - вынуждены отклонить его, поскольку не нашли подходящей статьи расходов по списанию имущества, принадлежащего другому лицу..." Да где я нахожусь?! В провинции королевы, или в сумасшедшем доме?!
Мудрая кобра ничего не понимала, но инстинктивно чувствовала: у странных двуногих какие-то неприятности. Поэтому, наряду с раздражением (шляются, мешают греться на кирпичах!!!) испытывала даже некоторую жалость. Поскольку она вовсе не была злой.
А во время последнего визита двуногих она даже слегка испугалась. Поскольку незадолго до этого сошлась (точнее, "сползлась") с красивым и самоуверенным самцом, и теперь носила в своем чреве добрую дюжину зародышей. Сиречь, яиц, которые скоро уже надо было откладывать. И, как всякая будущая мамаша, была повышенно озабоченной и пугливой.
Спрятавшись в кусты (тщательнее обычного), она нервно вздрагивала, слыша рыдающий хохот:
-Исходящий номер... От такой-то даты... "Сэр!!! В последний раз и со всей категоричностью призываем вас оприходовать числящееся за вами имущество (могила участок такой-то, облицованная кирпичом), путем ее занятия и использования по назначению! Вы своим упорством срываете нам все сроки сдачи отчета! Мы из-за вас не можем свести баланс! В случае отказа... оставляем право... удержать из вашего жалованья..." Да я их! Да чтобы эти бюрократы... Чинуши тупорылые, бумагомараки! Они еще узнают, с кем имеют дело! Хокинс Мумрат - это вам не мальчик какой-то!
Потом наступил долгий благословенный период, когда эти двуногие оставили ее в покое. Видимо, странное занятие под названием "сведение баланса" поглощало все их время и силы. Мудрая кобра с легкой душой отложила дюжину яиц в той самой удобной яме, а когда детеныши вылупились, с удовольствием грелась вместе с ними на кирпичах.
И тут снова появились эти странные двуногие.
Мамаша, охраняющая беспомощный выводок, куда нервнее и опаснее мамаши "на сносях". Тем более, что двуногие явно свихнулись.
Они приплясывали, корчили кому-то рожи, показывали (опять-таки, непонятно кому) средние пальцы (с обоих рук сразу). И выкрикивали - с визгливым, ликующим смехом:
-Что, взяли? Взяли, тупицы безмозглые? С Хокинсом Мумратом думали сладить? До вице-короля дошел, а вас на место поставил! Дегенераты! Моя могила - что хочу, то и делаю! Без всякого оприходования!
Мудрая кобра вовсе не была злой (см. выше). Но, когда башмаки странных двуногих стали угрожающе топтаться совсем рядом с ее ненаглядными детенышами...
А вы что сделали бы на ее месте?!
---
Мистер Хокинс Мумрат во второй раз прочитать своей некролог не сумел. Поскольку яд кобры оказался сильнее брюшного тифа.
Могила, облицованная кирпичом, была использована по назначению.
И бухгалтерия кладбища наконец-то вздохнула полной грудью... Баланс сошелся.

ВОЗЛЮБИ КРИТИКАНА СВОЕГО
-------------------------------------

Навеяно «Станционным смотрителем» Пушкина, «Детством» Горького, «Золотым теленком» Ильфа и Петрова, а также произведениями И. Хмелевской и Я. Гашека. (Извините, великие…)

--------------------------
Кто из нас не проклинал критиканов, кто не бранился с ними? Кто не почитал их извергами рода человеческого, и если уж не муромскими разбойниками или подъячими, то, по крайней мере, как говорила прекрасная польская писательница и очаровательная женщина Иоанна Хмелевская, «гиенами кладбищенскими»? Кто не призывал на их головы всяческие беды, включая энурез и хроническую импотенцию??? Кто не мечтал, чтобы дрессированный павиан по кличке Юльча, сошедший со страниц Гашека, лупил их по тем самым головам… нет, не скрипкой, ввиду легкости этого инструмента, а хотя бы виолончелью? Кто в возмущенно-кровожадных мыслях своих не представлял себя дедушкой Кашириным, грозно нависшим над телом критикана, ноги которого (и особливо их части, плавно переходящие в поясницу) молочно светятся в тусклом сиянии кухонных лампад? Кто вслед за дедушкою этим, а также бывшим лакеем Митричем, не мыслил злорадно: «Надаю ему лозанов по филейным частям!», не взмахивал экологически чистыми прутьями из приокского ивняка (Нижний Новгород, где жил оный дедушка, осмелюсь напомнить, стоит при слиянии Волги с Окою) и не приговаривал: «Не ври, это не больно! А вот этак – больней!» Кто…
Впрочем, уймем праведный гнев свой и взглянем на проблему с другой стороны. Что такое критикан? Существо несчастное во всех отношениях, огражденное от побоев либо анонимностью (впрочем, в эпоху научного прогресса вычислить любую личность по айпишнику – пара пустяков), либо отдаленным местоположением (которое, опять-таки, при наличии желания, энной свободной суммы и свободного же времени, препятствием не явится). А в большинстве случаев – совестью тех, кого он с достойным лучшего применения рвением кусает и осмеивает. Ведь на Руси всегда жалели убогих, и не нам нарушать добрую эту традицию… Существо жалкое и бесталанное, проводящее однообразные и постылые дни на постылой же службе, а ночи – рядом с такой же опостылевшей супругою, с которой исполнение супружеских обязанностей давным-давно стало обязанностью в полном смысле слова. Тяжкою и также постылою, хоть в лучшем случае исполняется она раз в две недели, если не в месяц. (При условии, конечно, что оное существо вообще относится к мужскому полу и что у него есть супруга, поскольку женщине, способной вытерпеть такого зануду, надо памятник при жизни ставить!) Молодые годы давно позади, в жизни ничего не добился, никто не ценит, девушки не любят… (простите, Паниковский, за невольный плагиат, больно уж хороша фраза!) Должна же быть у бедняги хоть какая-то отдушина! Вот он и отводит душу через эту самую отдушину, сорри за невольный каламбур… И потом – он же не просто так подличает, он подводит под это солидный базис. Позицию, так сказать. Крепкую, будто дуб, и примерно столь же тупую: «А я ТАК вижу! А мне ТАК кажется!» И попробуй, придерись…
К примеру, вы видели картину Пикассо «Натурщица»? Чтобы опознать в этом бредовом нагромождении бесформенно-жирных клякс обнаженное женское тело, надо быть редкостным извращенцем. Или убежденным женоненавистником. Взглянул бы на этот «шедевр» человек, не знающий авторства, потом долго заикался бы. Или сплюнул бы с омерзением. Или подумал бы про автора, припомнив слова все той же Иоанны Хмелевской: «…это какой-то ярый антифеминист – крыса язвенная, хорек скрипучий». А тут – сам Пикассо! Значит, уже не бредовая мазня, а искусство! И высоколобые ученые мужи с сиянием в глазах пишут диссертации на темы: что означает это пятно, и какой глубинный философский смысл в том пятне… А публика согласно кивает и проглатывает. «Он ТАК видел!» И все. Дубовая позиция – и по крепости, и по смыслу.
Или тот же «Черный квадрат», к примеру. Любой школьник за десять минут создаст точнейшую копию, лучшие эксперты на глаз не отличат... А если талантливый, так и за пять минут. Но если он заикнется, что хочет получить за эту картину всемирную славу и пару десятков миллионов долларов, получит, скорее всего, хорошего ремня. Чтобы дурь из башки вылетела. Нашел, в какой ряд с суконным рылом лезть! Кто он, а кто – САМ Малевич!!! Изволь на этот самый черный квадрат с благоговением пялиться и размышлять, о чем думал гений, создавая шедевр… Что?! Где опохмелиться или взять новую порцию кокаина?! Так, мало пороли, надо бы добавить…
В общем, неуязвим рыцарь критиканский в своих сияющих доспехах. Словно вышеупомянутое дерево… Но слабое место есть и у дуба! Попробуй задать ему невинный вопрос: мил человек, ты сам-то писать умеешь? Нет, не то, что тебе послышалось, это все могут, а в смысле – сочинять? Сделай милость, покажи образец, шедевр эталонный, чтобы охаянные тобою бездарности припали к целебному источнику и поучились, пока жив столь умелый мастер!.. О-о-о, что будет! Зашумит ветвями исполин, начнут сыпаться с гневным стуком желуди… Благочестивая Сусанна, к которой пристали похотливые старикашки, на фоне его оскорбленной невинности покажется распутницей со стажем. Подумать только – осмелились задать ТАКОЙ вопрос, и кому?! Тут же явится на свет божий вторая непреложная истина критикана: «Не обязательно надо уметь готовить, чтобы отличить хорошую стряпню от гадости!»
Кто же спорит. Да только если из сотни людей, зашедших, к примеру, в кафе или ресторанчик, девяносто девять вполне удовлетворены тамошней стряпней (от сдержанного одобрения до восторженных письменных отзывов), а один-единственный брезгливо морщит нос и бормочет, сплевывая: «Какая гадость!», о чем это говорит? Либо те девяносто девять имеют неправильные вкусовые рецепторы и вообще редкостные тупицы, а один – гений и тонкий знаток высокой кулинарии, либо – с вероятностью 99% - этот самый один… Тут скромно умолкаю, ибо лучше пани Иоанны Хмелевской, ей-богу, все равно не скажешь.
И все равно – сдержим гнев свой и язвительность! Ну, «гиена кладбищенская»… «Ну, крыса язвенная, хорек скрипучий»… Разве виновата гиена, что ее такой природа создала? Она, может, и рада была бы иметь облик благообразнее и не питаться падалью. Так с природой не поспоришь! Виноват ли хорек, в том, что он – хорек? Ну, душит кроликов и кур, стервец, ну, попахивает… Не так же сильно, как скунс, и то хорошо! Вы только представьте: отыскался бы (тьфу, тьфу!) Мичурин от зоологии, скрестил бы хорька со скунсом… КАКОЙ получился бы кошмар!!!
Так что вздохнем снисходительно, как заботливый врач над тяжелобольным пациентом, и отпустим критиканам их грехи. До поры до времени. И громко, от всей души и со всей искренностью, воскликнем:
-Господи! Если ты есть, спасибо тебе великое! За то, что мы – не такие!!!

--------
(На одном из форумов тамошний "хорькоскунс" опознал себя в одном из персонажей Начал жаловаться. В результате - вещицу убрали, но народ просто катался со смеху).