Имя автора этой книги хорошо известно в Англии и в США. Его повести, романы и рассказы переведены на многие языки. «Английский Дюма», «Современный Вальтер Скотт» - так называют Рафаэля Сабатини составители литературных справочников и словарей. В этих определениях есть известная доля истины.
Р. Сабатини прославился своими историческими романами, в которых наличествует вальтер-скоттовское проникновение в атмосферу описываемой эпохи и живость повествование, свойственная Дюма. Умение завязать крепкий сюжет, динамичность рассказа, увлекательность и острота его положений, опирающиеся на отличное знание исторического материала, привлекли к автору внимание многочисленных читателей как в Англии и США, где говорят на одном и том же языке, так и за рубежом этих стран, где произведения Сабатини известны в переводах с английского.

Рафаэль Сабатини родился в Ези – небольшом городке центральной Италии, расположенном у склонов Аппенинского хребта, неподалеку от Анконы, на побережье Адриатического моря. Отец писателя был итальянцем, мать – англичанкой. С раннего детства в нем пробудился интерес к истории родины его матери. В Англии же Рафаэль Сабатини заканчивал свое образование, начатое в Швейцарии и продолженное в Португалии. Сабатини подолгу жил в английских колониях, бывал в Соединенных Штатах Америки, много путешествовал, но большую часть своей жизни провел в Европе. Английский язык, на котором говорили в семье, стал его родным языком, а Великобритания – своеобразной творческой родиной, на исторической почве которой вырос и окреп талант Сабатини.

За долгую свою жизнь (1875-1950) он написал более пятидесяти романов, пьес и много рассказов. К сожалению, все эти произведения до сих пор почти неизвестны советскому читателю, хотя многие из них несомненно давно уже заслуживали перевода на русский язык. Первый роман Рафаэля Сабатини был опубликован в 1904 году. «Одиссея капитана Блада вышла восемнадцать лет спустя – в 1922 году; вторая книга о капитане Бладе появилась в 1931-м, третья – в 1936 году. Особенно пристально интересовался писатель событиями бурного XVII века, и этому времени он посвятил многие свои произведения. XVII веку, а точнее, нескольким годам последней его четверти – 1685-1689 – посвящен и роман «Одиссея капитана Блада».

***

Конец XVI века был ознаменован разгромом «Непобедимой Армады - могучего флота Испании, дотоле безраздельно господствовавшего на морях. Английские историки времен царствования династии Тюдоров – королевы Елизаветы называют разгром испанского флота «великой победой». Но в этой победе следует «винить» не англичан, а штормы и бури, бушевавшие над Атлантикой с весны до осени 1588 года. Они-то и разметали испанские корабли, погубив большую часть Армады. Беспристрастным свидетелем служит откровенная надпись на медали, вычеканенной в память об этом знаменательном событии: «Adflavit Deus et dissipate sunt», что означает в переводе с латинского – «Дунул господь, и они рассеялись».
С этого времени звезда Испании – владычицы морей – стала закатываться и началось бурное развитие морских сил Англии. Вместе с могущественными в те годы Нидерландами она вела борьбу с Испанией, захватывая ее суда и колонии.

Корабли под английским флагом все чаще и чаще появлялись в различных уголках земного шара. В 1600 году была создана первая в Англии Ост-Индская компания. Правительство дало е монопольное право торговли со всеми странами Индийского и Тихого океанов, а также разрешение неограниченной эксплуатации заморских земель, которые к этому времени были захвачены Англией. Кораблевладельцы и купцы широко воспользовались предоставленными им возможностями: туземное население колоний подвергалось чудовищной эксплуатации. Широким потоком текли в Англию несметные сокровища: золото, серебро, драгоценные камни, пряности, шелк, хлопок. Все большее и большее влияние приобретала в стране новая сила – энергичная, жадная, не стеснявшаяся в средствах молодая буржуазия, идущая на смену феодалам-аристократам.

Феодальное общество, в течение длительного периода состоявшее из двух классов – феодалов-помещиков и крепостных крестьян, на последней ступени своего развития значительно расслоилось. Если кое-где в деревнях еще сохранялись остатки так называемых «патриархальных» отношений между крестьянами и феодалами, к которым относилось также и духовенство, владевшее огромными земельными угодьями и крепостными, то в городах власть феодалов стала уже призрачной. Здесь первенствовали богатые купцы, ростовщики, владельцы городских земель и крупные домохозяева. Основной эксплуатируемой массой городского населения были мелкие ремесленники и подмастерья, а эксплуататорами – городская аристократия, соперничавшая по богатству с феодалами. В эпоху первоначального накопления, как называют время капитализма, борьба городской бедноты с богачами-буржуа сливалась с борьбой крепостных крестьян против своих угнетателей-феодалов.

Особенно усиливала буржуазию заморская колониальная торговля. Огромные ценности, накопленные торговыми компаниями, негоциантами-купцами и ростовщиками, служили средством воздействия на правительство и феодалов, постоянно нуждавшихся в деньгах. Ост-Индская компании не однажды давала взаймы королевской казне колоссальные по тому времени суммы. Правительство не оставалось в долгу, осыпая заимодавцев всяческими милостями в виде различных льгот и привилегий. Ост-индская компания, к примеру, было предоставлено даже право чеканить собственную монету. Буржуазия выдвигалась на одно из первых мест в стране. Сторонники и ставленники ее занимали все больше и больше мест в английском парламенте. И если на протяжении всего XVI столетия парламент являлся ревностным исполнителем королевских предначертаний, то в начале XVI века он приобрел большую самостоятельность и силу.

Со смертью королевы Елизаветы угасла династия Тюдоров. Ее сменила династия шотландских королей Стюартов. Яков I Стюарт (1603-1625) и наследовавший ему Карл I (1625-1649) всячески пытались укрепить слабеющие позиции феодальной аристократии и собственную королевскую власть. На стороне короны стояла и «высокая» англиканская церковь. Вопросы религии играли очень важную роль в истории Европы. Стоит лишь вспомнить знаменитые крестовые походы, многовековой гнет Ватикана, крестьянские, или, как их прежде называли, религиозные войны, время реформации и жесточайшую борьбу католических пап с еретиками-протестантами за «чистоту веры», создание мрачного ордена иезуитов, костры инквизиции и, наконец, светлую зарю эпохи Возрождения…

Протест против Ватикана и католицизма – вначале глухой, подспудный, а затем громкий, открыты – породил новую форму религии: протестантство. Реформаторы религии: Виклиф – в Англии, Лютер – в германии, Цвингли – в Швейцарии, Кальвин – во Франции, Ян Гус – в Чехии, выступали против католической церкви, устроенной по феодальному образцу, за создание церкви не столь пышной и великолепной, как католическая, а более простой, более дешевой, более близкой и понятной народу – до Реформации церковная служба всюду шла на латинском языке. В эпоху первоначального накопления протестантство во всех его видах являлось идеологией нового восходящего класса – буржуазии. Англиканская церковь, занимавшая как бы среднее положение между католической и протестантской церковью, была удобным орудием в руках королей. Реформы, проведенные сверху, по высокой воле монарха, коснулись в основном не религиозной, а материальной стороны. Государство конфисковало в казну огромные ценности католической церкви, а монастырские земли и поместья раздало аристократам. Существо религии – церковное устройство, служба, обряды – осталось почти без изменений. Это привело к появлению новых протестантских сект, среди которых наибольшую известность приобрели пуритане, пытавшиеся «очистить» англиканскую церковь от остатков католицизма. (Пуритане в переводе и означают «очистители», от английского purity – «чистота».) За это боролись различные представители протестантства – пресвитериане, индепенденты, диссентеры… Но отход от католицизма не устраивал правящую династию. Своеобразная балансирующая государственная религия давала английским королям возможность проводить гибкую политику, склоняясь то на сторону протестантских стран, таких, как Нидерланды, то на сторону католических, чьим оплотом являлась иезуитская Испания, король которой носил титул католического величества.

Под личиной защиты государственной религии от инакомыслящих король пытался утеснять и аристократов-католиков и крайних протестантов – представителей нового класса, идущего на смену феодальному обществу. В эту борьбу втягивались массы обездоленного люда. «Чувства масс вскормлены были исключительно религиозной пищей, - писал Энгельс, - поэтому, чтобы вызвать бурное движение, необходимо было собственные интересы этих масс представлять им в религиозной одежде». (Ф. Энгельс, «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии». Избранные произведения Маркса и Энгельса, т. II, стр. 379.)

И действительно, все народные движения в тогдашней Англии – бунты и восстания в Шотландии, мятежи в Ирландии и даже государственные перевороты – имеют религиозную окраску. Под религиозной личиной произошло и такое событие, как «пороховой заговор», когда католики попытались взорвать парламент в час открытия сессии, на которой должны были присутствовать Яков I и его сын. Заговор, организованный иезуитами, был раскрыт, и вожаки его казнены. После казни заговорщиков на католиков обрушились репрессии, но несколько лет спустя Яков I начал склоняться к католической Испании и помышлять о союзе с нею. Он разогнал парламент, который наряду с протестом против этого пагубного союза выразил недоверие к внутренней и внешней политике правительства. Впрочем, Стюарты мало считались с парламентом и распускали его много раз, рассчитывая, что новый парламент будет покладистее.

Но в среде аристократов появилось все больше и больше людей, сочувственно относящихся к веяниям нового времени. Заморские колонии и международная торговля, несомненно, давали большую возможность обогащения, нежели выколачивание налогов из нищих земледельцев и голодающих ремесленников. Самая близкая к Англии колония – Ирландия приносила больше неприятностей, чем доходов. Ирландское население с ненавистью относились к англичанам, да и у шотландцев, которые дали Англии короля, также не замечалось любви к угнетателям.

В течение многих десятилетий происходил сложный процесс слияния интересов некоторой части аристократов, понимавших, что силы феодального общества слабеют, и разбогатевших купцов, которые, приобретая дворянство за заслуги перед королем и страной, роднились с обедневшей знатью. Новое дворянство и обуржуазившиеся аристократы пытались найти общий язык с очередным Стюартом – Карлом I, поскольку сын Якова был не католиком, а протестантом, но король мечтал об абсолютной власти, и в этом его поддерживала «высокая» церковь. Парламент, пытавшийся защитить свои права, был распущен, собран вновь и распущен опять, так как и в новом парламенте большинство представляла оппозиция. Тогда в течение одиннадцати лет парламент не созывался вовсе.

В царствование Карла I во всех уголках страны вспыхивали бунты и возмущения. Их подавляли безжалостно. Аресты, тюрьма или крупные денежные штрафы угрожали всем, кто осмеливался протестовать против незаконных действий правительства и критиковать светскую или духовную власть. Международное влияние Англии, раздираемый внутренними смутами, падало, бурный подъем английского могущества на морях также сменился упадком. Положение в стране становилось все более напряженным. Восстание и революция в Шотландии вынудили Карла I созвать парламент, но депутаты соглашались обсуждать вопрос о войне с Шотландией лишь после того, как король отменит насильственные законы. Взбешенный Карл разогнал парламент, просуществовавший всего три недели и получивший в истории имя «короткого парламента», но вскоре вынужден был созвать его снова и пошел на серьезные уступки. На сей раз парламент был «долгим» и намного пережил даже самого короля.

К концу 1641 года общественная атмосфера накалилась так, что возмущение народных масс вылилось в гражданскую войну: ирландские католики восстали против англиканцев-притеснителей, шотландские вооруженные отряды примкнули к армии, созданной парламентом; широкие слои крестьянства и городская беднота под руководством индепендента Оливера Кромвеля боролись с королевскими войсками. За спиной повстанцев стояла буржуазия, направлявшая все свои средства и силы народа на бой с королем, феодалами и церковью. Гражданская война тянулась да 1649 года и закончилась победой буржуазии и казнью тирана – Карла I. В Англии была провозглашена республика.

Плодами победы, завоеванной народом, воспользовались только буржуазия и обуржуазившееся дворянство. Новые хозяева страны энергично уничтожали остатки феодального строя, подавляя борьбу ирландцев и шотландцев за национальную независимость. Кромвель быстро подавил восстание в Ирландии. Он жестоко расправился с повстанцами Шотландии, которая решила отделиться от Англии и провозгласила своим королем Карла II. Новое правительство ценой большой крови «умиротворило» страну и обратило свое внимание на флот и колонии. Война с Нидерландами (героем этой войны был адмирал Блэк, разгромивший голландцев) выдвинула Англию на одно из первых мест среди морских держав.

Религиозные преследования при Кромвеле утихли – всем, кроме католиков, было даровано право молиться богу, как кто хочет. Нетерпимость по отношению к католикам объяснялось тем, что в католицизме, а также в близкой к нему в то время англиканской церкви, буржуазия видела своего главного врага – силу, объединявшую сторонников феодализма. Все эти перемены сопровождались быстрым разорением английского крестьянства и ухудшением положения беднейшего населения городов. Недовольство крестьянских масс, ремесленников и городских низов заставило правительство прибегнуть к решительным мерам. Страшась дальнейшего развития революции, оно разогнало «долгий парламент», созданный еще при Карле I, и в 1653 году установило диктатуру Кромвеля, по выражению Ф. Энгельса, совмещавшего «в одном лице Робеспьера и Наполеона».
(К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. I, стр. 602., изд. 2-е.)

В течение пяти лет Кромвель железной рукой правил Англией. Умный и хитрый политик, он умело подавлял недовольство сторонников монархии и одновременно расправлялся с демократическим движением. Заключив союз с Францией, он объявил войну Испании, завладев Ямайкой в Карибском море и Дюнкером на побережье Ла-Манша. При Кромвеле Англия стала могущественной страной, но ненависть народа к диктатуре, походившей на абсолютную власть короля, росла все больше и больше.

Смерть диктатора и переход власти в руки деспотических, грубых и малоталантливых генералов из армии Кромвеля, волнение в разоренных деревнях и в городских низах заставили буржуазию из страха перед подлинно народной революцией обратиться к Карлу II, имевшему немало сторонников в новом парламенте, в Шотландии и в среде обуржуазившихся аристократов. Карл II, приняв верховную власть, дал парламенту торжественное обещание не помнить зал, хранить свободу вероисповедания и все права, завоеванные буржуазией, но, как и следовало ожидать, заняв престол, тут же позабыл о своих торжественных клятвах и обещаниях. Он стал мстить всем, кто был причастен к казни его отца Карла I, - приговорил к смерти тринадцать человек, оставшихся в живых, а мертвых, в том числе и Кромвель, приказал вырыть из могил и повесить. Декреты республики по приказу были сожжены рукой палача.

Целью Карла II было восстановление в Англии абсолютизма. Он казнил тех, кто пытался ему противодействовать, исподволь под любыми предлогами возвращал своим сторонникам-аристократам конфискованные у них земли. Только одного ему не удалось добиться –равноправия католицизма. Буржуазия, привыкшая к диктаторству Кромвеля, прощала королю все, но допустить католиков к управлению страной она ни за что не соглашалась. И Карл II, будучи тайным католиком, из страха перед всенародным возмущением отказался от намерения восстановить католическую церковь. Четверть века продолжалось бездарное и тираническое правление Карла II, и за это время английский народ, по свидетельству историков, «был приведен в состояние полного безмолвия». В полном безмолвии и страхе встретил он известие о смерти короля и вступлении на престол приверженца католицизма Якова II. Новый парламент послушно выполнял волю монарха. По первому же его требованию он утвердил чрезвычайные субсидии на подавление восстаний графа Аргайля в Шотландии и претендента на королевский престол герцога Монмута, незаконного сына Карла II, объявившего себя защитником угнетаемых протестантов.

Яков II, так же как и его предшественник, стремился к восстановлению абсолютизма. Так же как и Карл II, новый властитель Англии подавлял малейшие проблески «свободомыслия» внутри страны, терроризируя население угрозами тюрем, ссылок и казней. А во внешней политике Яков II занимался систематическими уступками французскому королю Людовику XIV, рассчитывая с помощью короля-католика одолеть внутренних врагов Англии и установить безграничную королевскую власть.Кровавыми эпизодами неудачного восстания, поднятого герцогом Монмутом и поддерживавшими его аристократами, начинается «Одиссея капитана Блада».

***

Автор сразу же вводит читателя в бурный водоворот событий 80-х годов XVII века, в обстановку чудовищного бесправия и произвола. Герой романа – ирландец, и это объясняет многое: и то, что он легко покидает Англию, и то, что он служит не в английской, а в голландской, а затем во французской армии, воюя на стороне чужеземцев с Испанией, и то, что он пытается после возвращения на родную землю отстраниться от всякой политики. Большинство ирландцев ненавидели англичан-угнетателей, и этими отчасти объясняется массовое выселение ирландцев за океан – на земли Нового Света.

Как любого здравомыслящего человека Блада не занимают вопросы религии, он не делает никакого различия между католиками и протестантами, вспоминая о своем католичестве лишь тогда, когда оно ему требуется. Ему все равно, кто будет сидеть на королевском троне – католик Яков II или протестант Монмут. Для Блада, да и для всего простого народа Англии, Ирландии, Шотландии, один король не лучше и не хуже другого.

Мирный врач из Сомерсетшира Питер Блад прекрасно осознает, что борьба между королем и претендентом на престол – это борьба двух хищников, и народу нет никакой выгоды в нее ввязываться, потому что он ничего не выиграет, а потерять может многое. Дальнейшие события подтверждают правоту Блада: поражение Монмута стоило жизни многим тысячам простых людей – ткачам, сапожникам, кузнецам, камнетесам. Пэры, лорды и прочие аристократы, переметнувшиеся на сторону мятежного герцога, сумели откупиться и уйти от наказания, а тысячи «глупцов и безумцев», как называет Блад участников восстания, погибли в бою с королевскими войсками, окончив жизнь в тюрьмах, в ссылке и на виселице.
Читателю небезынтересно будет узнать, что к этим «безумцам» относился и сын бристольского купца, двадцатипятилетний диссентер Даниэль Фо (свою фамилию он изменил на Дефо уже в зрелом возрасте), будущий автор «Приключений Робинзона Крузо» . После подавления мятежа и казни Монмута он в течение нескольких лет вынужден был скрываться, чтобы не разделить судьбу многих несчастных, к числу которых принадлежал и герой этой книги.

Силой обстоятельств Питер Блад все же втягивается в водоворот политических событий. Честный, мужественный и добрый по натуре человек, он остается в живых, спасая от смерти молодого штурмана Джереми Пита не только благодаря своей смелости и находчивости, но и потому, что «массовые казни были безрассудной тратой ценного человеческого материала, в то время как в колониях не хватало людей для работы на плантациях». К тому же люди, приговоренные за «участие в мятеже» в десятилетней каторге, не требовали никакой заботы о себе. Яков II, о котором лорд Черчилль, один из видных сановников того времени, говорил, что «сердце короля столь же чувствительно, как камень», фактически обрек ссыльных на мучительную смерть. Вынести рабство в Вест-Индии могли только единицы: изнуряющий климат, непосильный труд под бичами надсмотрщиков, тропические болезни и вечный голод косили белых невольников, и многие из оставшихся в жилых завидовали тем, кто уже лежал в могиле.

С партией каторжников попадает к плантатору Бишопу и бакалавр медицины Питер Блад. Автор романа не ставит своей целью разоблачать и обличать жадность и алчность колонизаторов, для которых единственное оправдание жизни в колониях, вдали от родины – это обогащение всеми средствами. И капитан, торгующий живым товаром, и плантаторы Барбадоса, и местные врачи – все без исключения озабочены одной лишь мыслью: наживой. Об этом в романе говорится не прямо, а косвенно, как бы между строк. Мечтой о наживе живут и моряки английского флота – они грабят испанские корабли, перевозящие ценности, так же как это, в свою очередь, делают испанцы и французы. Ничто не останавливает грабителей – ни международные соглашения, ни «святые» клятвы и «вечной» дружбе.

Читатель легко заметит неприязнь автора книги к Испании. Это отношение порождено своеобразной исторической традицией: на протяжении длительного времени Англия соперничала с Испанией, которую в равной степени ненавидели и французы и голландцы. Р. Сабатини не жалеет красок, повествуя о гнусных насилиях и бессмысленных жестокостях испанской военщины. Испанцы появляются на страницах романа не как представители цивилизованного мира, а как варвары, грабители и убийцы. И описания эти полностью соответствуют исторической достоверности.

Но честность художника не позволяет автору исказить истину и тогда, когда он говорит о своих соотечественниках. Эпизодическая, но яркая фигура циничного и жестокости верховного судьи Джефрейса, бандитские деяния королевских драгун в своей же родной Англии, палачи, орудующие веревками, топорами и котлами с кипящей смолой, зловонные тюрьмы… Автор не показывает «грязную тварь, сидящую на троне», - короля Якова II, однако по деяниям этого монарха-работорговца читатели могут судить о его моральном облике.

Отвратительный образ трусливого садиста полковника Бишопа, под охраной телохранителей собственноручно истязающего своих рабов, описание жизни заключенных, работающих на плантациях, - все это немногим отличается от испанских нравов в заокеанских колониях католического королевства. И правда становится еще резче и убедительней, когда из разговора Арабеллы Бишоп с доктором Бладом мы узнаем, что ее дядя далеко еще не самый жестокий плантатор на Барбадосе. Оказывается, на острове есть еще такие рабовладельцы-англичане, по сравнению с которыми полковника можно считать гуманными человеком.
Рафаэль Сабатини не принадлежал к плеяде писателей, ставящих своей целью разоблачить гнусную ложь официальных историографов. Они описывали отношения между туземцами и колонизаторами, как некую радужную идиллию, восхваляли цивилизаторскую роль завоевателей и восторгались их мужеством, самоотверженностью и отеческими заботами о бедных «дикарях». Архивные документы, с которыми Сабатини знакомился в процессе работы над очередным своим произведением, заставляли писателя говорить правду, потому что она была ярче всякой выдумки.

Официальная история никогда не славилась честностью. Историки на все лады готовы были оправдать любую жестокость правящего класса. Сабатини иронизирует над ними, приводя в пример старого морского волка Волверстона, в лице которого человечество, несомненно, потеряло блистательного историка: «Он обладал таким богатым воображением, что точно знал, насколько можно отклониться от истины и как ее приукрасить, чтобы правда приняла форму, которая соответствовала его целям».

Но у Сабатини не было таких целей. Ему не к чему было задним числом облагораживать историю первых шагов капиталистического общества. О том, что происходило много сот лет назад, никто не мог уже запретить говорить правду. И этим правом в известной мере воспользовался автор «Одиссеи капитана Блада».

***

В названии романа Сабатини скрыт двоякий смысл: одиссеей обычно называют рассказ или повесть о жизни, прошедшей в странствиях, сопряженных с многочисленными препятствиями и приключениями. Это нарицательное выражение рождено древнегреческой поэмой «Одиссея», названной так по имени одного из ее героев.
Но дело в том, что герой эпической поэмы Одиссей тоже занимался пиратством. В те далекие времена это занятие было обычным и даже похвальным. В любом эпосе народов, живущих у моря, вы встретите восторженные описания морских грабежей. Одиссей рассказывает о том, как он разграбил город киконов, Менелай хвастается своим морским разбоем, северяне воспевают смелых моряков-викингов, грабящих чужие города и земли. Знаменитый поход аргонавтов в Колхиду за золотым руном был, по существу, типичным пиратским набегом. Пиратскими набегами были и морские походы наших древних соседей – норманнов, предков нынешних скандинавских народов. Все их деяния, однако, овеяны славой великих подвигов.
Древним пиратам, да, пожалуй, и пиратам более позднего времени, человечество обязано отдать должное.

Отважные морские разбойники смело пускались в далекие плавания по неведомым морям. На утлых корабликах уходили они в открытый океан, не боясь оставить за своей кормой родные фиорды Скандинавии или Геркулесовы столбы, как называли в древности Гибралтарский пролив. За много веков до знаменитых путешественников, имена которых известны всему миру, безымянные смельчаки открыли Исландию, Гренландию, северо-восточные берега Американского континента и атлантическое побережье черного материка – Африки, проложив дорогу другим мореходам.

Древние пираты были подлинными искателями приключений, из которых они, конечно, рассчитывали извлечь для себя немалые выгоды. Позже пиратство стало вырождаться в прямой грабеж. Пираты уже не искали новых путей, а осваивали найденные. На этих изведанных путях они чувствовали себя полными хозяевами. Мелкие шайки пиратов сливались воедино под началом наиболее храброго вожака, организуя целые пиратские «государства». Такие государства существовали на территориях Греции, Албании, Алжира… Они властвовали над Средиземноморским бассейном, и понадобилась объединенная мощь всей Римской империи, чтобы хоть немного очистить море от морских разбойников.

Но полностью уничтожить их не удалось даже много столетий спустя, так как ряды пиратов все время пополнялись беглыми рабами, вероотступниками, нарушителями законов, изгнанниками. На протяжении многих веков пиратство считалось уделом смелых людей, равных по доблести бесстрашным рыцарям.

Откройте повесть Н. В. Гоголя «Тарас Бульба» на той странице, где он говорит о рыцарской славе запорожцев, что «ходили по анатольским берегам, по крымским солончакам и степям, по всем речкам, большим и малым, которые впадали в Днепр, по всем заходам и днепровским островам; бывали в молдавской, волошской, в турецкой земле; изъездили все Черное море двухрульными казацкими челнами; нападали в пятьдесят челнов в ряд на богатейшие и превысокие корабли, перетопили немало турецких галер…» - и вы увидите, что пиратские черты были и в истории грозной запорожской вольницы, героически боровшейся за свою национальную самостоятельность.

Своеобразной мотивировкой пиратских набегов славных «рыцарей» Запорожской Сечи служила все та же много-терпеливая религия. Запорожцы уверяли себя и, пожалуй, были убеждены, что борются «за веру христианскую» против «проклятых схизматиков-католиков» и против «нехристей-бусурманов». Католическая Польша и мусульманская Турция не однажды обращались к России с просьбой утихомирить воинственных сечевиков. В то же самое время, когда запорожцы «шарпали» берега Анатолии и наводили страх на турок и поляков, в Нидерландах появились гёзы – бедные дворяне, восставшие против испанской тирании. Значительная часть гёзов вела борьбу с испанцами не на суше, а на море. Легкие парусные суда гёзов скитались по всем морям, захватывая купеческие корабли. Основные свои операции гёзы проводили близ мыла Доброй Надежды, где грабили суда, идущие из индийских колоний в Европу. По существу, это было тоже обычным пиратством, но так как гёзы боролись за независимость родины, за освобождение ее от испанского ига, то, в отличие от обычных морских разбойников, их стали называть каперами, по-видимому производя это слово от английского названия мыса Доброй Надежды (The Cap).

Одновременно с гёзами начинают свои деяния английские каперы – королевские пираты, а за ними каперы или корсары Франции. Набеги и захваты судов освящаются законом. Король и церковь благословляют своих морских разбойников на законный грабеж, от которого пираты отчисляют законную долю правительству.

(Небезынтересно отметить, что во времена Ивана Грозного каперским флотом владела и Россия. Польша, Швеция и вольный город Данциг вынуждены были объединить свои усилия, чтобы очистить Балтику от «ужасных корсаров царя Ивана». Какую долю добычи вносили эти каперы в царскую казну, неизвестно. Но полтораста лет спустя, при Петре I, суда, которые «каперили» на Балтике, обязаны были отчислять в казну, по указу сената, 62 процента стоимости добычи.. Таких высоких отчислений не знали каперы ни одной страны, кроме России, и это явно свидетельствует о том, что такое каперство носило не грабительский, а официальный, казенный характер и решало определенные политические задачи русского правительства).

Так как провести четкую границу между законом и беззаконием в таком щекотливом занятии, как грабежи, было весьма трудно, то часть французских корсаров стала заниматься обычным морским разбоем. Корсары, оперировавшие в XVII веке на просторах Карибского моря, действовали на свой страх и риск и называли себя флибустьерами – свободными мореплавателями. Овладев островом Святого Христофора, они образовали подобие самостоятельно разбойничьего государства. Пример французов оказался заразительным: к ним начали примыкать свободные мореплаватели многих национальностей – англичане, голландцы, датчане…

Позже флибустьеры обосновались на острове Тортуга, а затем на Гаити.
Со всех сторон стекались на огонек «берегового братства» беглые рабы и каторжники, международные авантюристы, искатели приключений и наживы. Среди пестрой компании пиратов было немало людей талантливых – великолепных мореходов, судостроителей, стратегов и тактиков морского боя. Корабли пиратов отличались быстроходностью и способностью совершать сложные и быстрые эволюции, что давало им большое преимущество в сражениях с громоздкими и неповоротливыми плавучими крепостями. Команды кораблей составлялись из отпетых» моряков: они знали, что поражение грозит им виселицей, а удачный бой сулит богатство, и это укреплялось стойкостью и умножало доблесть пиратских экипажей. А вожаками пиратов были «отборные» люди, принимавшие командование не по заслугам предков, не благодаря знатности рода или крупным связям, а по своим личным качествам и талантам. Этот своеобразный «естественный» отбор выдвигал на роли вожаков личности поистине исключительные, и неудивительно, что правительства Франции, Нидерландов и особенно Англии охотно принимали на государственную службу прославленных пиратов, награждая их офицерскими патентами, высокими званиями и орденами.

Вторая половина XVII века была периодом наибольшего «расцвета» пиратства. В начале 80-х годов на океанских просторах буйствовал знаменитый пират – англичанин Морган. Его люди захватили город Панаму и держали в страхе все побережье Тихого океана от Калифорнии до Чили. В 1683 году не менее знаменитый пират голландец Ван Горн разграбил Вера-Круц в Мексиканском заливе, а в 1684 году – несколько городов Перу. Одновременно пираты француза Граммона опустошили прибрежные города и селения Мексике. Историки сообщают, что «в это время их черный флаг с мертвой головой наводил ужас не только на испанские торговые корабли, но и на военные суда всех наций».

И как раз в эти же годы в бирюзовые просторы Карибского моря врывается на своей «Арабелле» герой романа Сабатини – отважный Питер Блад – Педро Сангре – Пьер Санг.

***
«Он был беглым рабом, человеком, объявленным вне закона у себя на родине, и бездомным изгнанником на чужбине. Оставалось только море…» Эти самые слова почти в таких же или очень похожих сочетаниях мы могли бы встретить в сотнях романов и повестей из пиратской жизни. Совершенно естественно, что приключения пиратов, корсаров, морских гёзов, каперов, флибустьеров и прочих морских разбойников нашли отражение в литературе всех времен и почти всех народов. Особенно много произведений, посвященных подвигам свободных мореплавателей, было создано английскими, французскими, голландскими, испанскими прозаиками и поэтами.

Среди всех этих произведений роман Р. Сабатини стоит особняком. И не только потому, что его герой – не обычный морской разбойник, а пират поневоле. Подобные ему герои встречались в литературе и прежде. Среди них были и «благородные» корсары с робин-гудовскими чертами характера, и «мстители», похожие на жюль-верновского капитана Немо, и почти такие же «пираты-джентльмены», как Питер Блад. В его «одиссее» внимательный читатель увидит нечто иное – ту правду времени, которая обычно теряется в стандартных пиратских романах, где одно удивительное приключение наслаивается на другое, еще более немыслимое, и где основной целью автора является только занимательность повествования.

Сабатини в первую очередь историк, который идет не по пути «блистательного» Волверстона, а по дороге «бездарного хроникера» Джереми Пита, заносившего в свои журналы и дневники только скучные, ничем не прикрашенные и подчас даже утомительные по обилию подробностей описания событий. Питер Блад одинок в мире алчности и наживы. Ему мерзок и откровенный бандит Левасёр с замашками мелкого воришки, и «благородный» мошенник барон де Ривароль, командующий морскими и сухопутными силами Франции. Для этих хищников золото и счастье являются равнозначными понятиями. Погоня за золотом, за драгоценностями, за всем, что может быть обращено в деньги, увлекает и офицеров английского корабля «Прайд оф Девон», ограбивших испанский галион, несмотря на то, что английский военный корабль – это не каперское судно, а между Англией и Испанией царит доброе согласие». «Это была обычная пиратская история, - сухо замечает Сабатини, - одна из многих историй, являвшихся источником постоянных трений между Сент-Джеймским двором и Эскуриалом».

Но испанский аристократ адмирал дон Диего д’Эспиноса (здесь и далее, вероятно, перепутаны дон Диего и дон Мигель - прим. Арабеллы) также ведет себя по-пиратски и не прочь при любом удобном и даже малоудобном случае ограбить чужой, а подчас и дружественный корабль. Представитель французской Вест-Индской компании д’Ожерон, играющий роль губернатора Тортуги, «работает в доле» с морскими разбойниками. Между командирами пиратской эскадры и официальными лицами, олицетворяющими Францию Людовика XIV, происходит омерзительный торг за будущие барыши и аристократ барон де Ривароль, считающий для себя бесчестьем сидеть за одним столом с пиратами, все же не считает зазорным для своей чести обокрасть союзников по весьма «мокрому делу» и темной ночью скрыться с награбленными сокровищами.

Отважный капитан «Арабеллы» одинок и среди своих товарищей, которые не могут понять щепетильности своего командира. На протяжении всей пиратской деятельности Блад пытается сохранить чувство собственного достоинства, и к этому его понуждает, конечно, не только любовь к Арабелле, но и личные качества: сочувствие к угнетенным и обездоленным людям, подлинная гуманность и высокая культура, носителем которой он является.
Не однажды он пытается оставить путь пирата, но судьба вновь и вновь сталкивает его на прежнюю разбойную дорогу. В роли судьбы выступаю как раз те самые люди, с помощью которых Блад надеется спустить прославленный им же пиратский флаг и поднять флаг любой страны, могущей избавить его от необходимости грабить даже корабли ненавидимой им Испании.
Но все его попытки разбиваются о скалы и рифы жестокой действительности. Вспомните последнюю попытку Блада «рассчитаться с пиратством» и его горький смех, в котором «было больше гнева, чем презрения», когда на военном совете французского командования «пират и морской разбойник» защищает честь Франции, выступая против генерала де Ривароля, предложившего грабительский рейд на Картахену с целью личного обогащения.
Отнюдь не стремление к личной выгоде понуждает Блада принять из рук лорда Уэйда офицерский патент, затем отказаться от него, пойти под знамена Людовика XIV и вскоре же согласиться на службу Вильгельму III. Питер Блад не меняет своих убеждений, как прокурор Полликсфен или верховный судья Джефрейс, который вначале был ярым протестантом, а при Якове II стал яростным католиком и гонителем протестантизма, за что и получил пост лорда-канцлера. Людей, подобных этим перебежчикам, в те годы было множество – они с легкостью меняли свои религиозные, а с ними и политические убеждения, предавая и продавая своих друзей ради личных выгод.
Даже будучи пиратом, Блад старается оставаться последовательным и принципиальным, нападая на испанские корабли потому, что Испания была самой жестокой из всех колониальных стран, а с тех пор как колонии стали ускользать из ее рук, жестокость испанцев не знала предела. Блад не мстит своим личным врагам, поступая по рыцарским правилам – не разить насмерть поверженного противника, и если он дважды дарит жизнь своему злейшему врагу – полковнику Бишопу, потому что это родной дядя Арабеллы, то его великодушие по отношению к испанскому адмиралу дону Диего д’Эспиноса можно объяснить только так, как это объясняет лорд Джулиан Уэйд, называющий Блада «рыцарем до идиотизма». Ведь никому же не придет в голову оправдывать это непонятное милосердие по отношению к испанскому адмиралу тем, что испанец является католиком и, следовательно, единоверцем Питера Блада.

Рафаэль Сабатини, в полном соответствии с исторической действительностью, «забывает» о религиозных распрях с той самой минуты, когда корабль «Ямайский купец» уходит из Англии с невольничьим грузом. Эта забывчивость автора романа не случайна – среди хищников и шакалов, грызущихся друг с другом за лакомый кусочек, нет уже ни католиков, ни протестантов. Представителям нового общества – молодой буржуазии, вырвавшейся на большую дорогу грабежа, - уже не к чему рядиться в религиозные одежды. Обнаженный расчет и голый «интерес», а не абстрактные божественные идеи связывают сейчас безжалостных эгоистов-стяжателей – купцов, плантаторов, судовладельцев, хозяев ост- и вест-индских компаний.
В этом честном историзме, не навязчивом и совершенно не тормозящем увлекательного повествования, заключается высокая ценность романа Сабатини. Автор бережно относится к пожелтевшим документам, покрытым пылью веков, и столь же бережно пользуется ими, не допуская таких вольностей, какие позволял себе в обращении с историческими фактами Дюма-отец. Внимательное изучение архивных материалов дало Сабатини возможность сделать новые исторические находки, уточнить, пересмотреть и даже опровергнуть некоторые традиционные концепции, а глубокое проникновение в атмосферу эпохи помогло писателю создать целую галерею образов, в которой самыми яркими являются, конечно, образы ведущих героев – Питера Блада и Арабеллы Бишоп. Но читатель столь же отчетливо представит себе и старого морского волка Волверстона, и верного штурмана флагманского корабля пиратов Пита, и негодяя Левасёра, и адмирала дона Диего, и бессовестного плантатора Бишопа, и лорда Джулиана Уэйда, которого автор описывает в тоне столь же почтительном, сколь и ироничным. Даже для второстепенных героев романа Сабатини умеет найти запоминающиеся характерные детали – а к таким эпизодическим персонажам относится, помимо судьи-палача Джефрейса, и капитан «Ямайского купца» Гарднер, и майор Мэллэрд, и лорд Уиллогби и адмирал ван дер Кэйлен…

Только в единственном случае автор слегка отклоняется от истины. Деятельность «берегового братства» в Карибском море фактически прекратилось к концу XVII века. Наиболее талантливые вожаки флибустьеров были приручены различными правительствами. Среди оставшихся пиратов начались склоки и распри, разгоревшиеся из-за войны между Англией и Францией. Последней крупнейшей по масштабам флибустьерской операцией был налет на Картахену летом 1697 года. Им удалось захватить этот богатый город Колумбии, но подоспевшая англо-голландская эскадра после жестокого, кровопролитного боя разбила и рассеяла пиратов. Разгром у Картахены и был концом господства флибустьеров в Карибском море.
В этой исторической справке читатель без труда узнает картинное описание рейда на Картахену, предпринятого де Риваролем с помощью капитана Блада, неудачный поход Бишопа и Уэйда на Тортугу, после того, как известие о войне с Францией добралось до Ямайки, появление в Карибском море соединенного англо-голландского флота под начальством лорда Уиллогби и ван дер Кэйлена и бой с французской эскадрой.
Но эту маленькую передвижку событий с 1697 года на 1689-й вряд ли можно поставить в вину автору, потому что капитан Питер Блад – это не историческое лицо, а всего лишь литературный герой.

«Одиссея капитана Блада» замыкается счастливым финалом, но события, которые привели к такому концу отважного пирата-джентльмена, остаются как бы за полями страниц романа. Мы узнаем из книги, что в Англии произошел переворот, что короля Якова II сменил Вильгельм III Оранский – и только.
Для английского читателя, знакомого с прошлым своей страны, такого упоминания о перевороте вполне достаточно, ибо он был не обычной сменой династии, а важнейшим событием в истории Англии.
Для читателя советского это событие требует дополнительного пояснения. Низвержение Якова II английские историки назвали «славной революцией». Абсолютистские замашки последнего Стюарта, торжество королевской партии – тори – и тесные связи, установленные Яковом II с Людовиком XIV, заставили буржуазию и обуржуазившееся дворянство прибегнуть к решительным мерам. Пример Франции, где католикам удалось полностью подавить протестантство, был весьма угрожающим: последователи, был весьма угрожающим: последователи Кальвина – гугеноты подверглись чудовищным преследованиям и массами бежали на восток – в Голландию, Швейцарию и Германию. По дороге их ловили и вешали, а имущество, разумеется, забирали в королевскую казну.
Единственной силой, противостоящей Франции, были протестантские Нидерланды (Голландия), где правил Вильгельм III Оранский, женатый на дочери Якова II. К этому зятю английского короля и обратились виги, умоляя его встать на защиту протестантство в Англии и прав своей жены. Поздней осенью 1688 года Вильгельм III высадил на английском побережье пятнадцатитысячный десант. После недолгого колебания войско и флот перешли на сторону Вильгельма III. Без всякого кровопролития он вступил в Лондон. Яков II вынужден был бежать во Францию. С этого часа началась, по существу, новая история Англии.
Буржуазия потребовала от короля издания знаменитого билля о правах – декларации, заключающей в себе точное определение границ королевской власти. Парламент приобрел огромное решающее влияние на государственные дела. Его власть была так велика, что он, по остроумного выражению, не мог только «из женщины сделать мужчину и наоборот». Действительно, ни одно, даже самое малое, изменение в английской жизни в политике не проходило мимо парламента, в котором на первых порах главенствовали виги.
Бескровная «революция» в Англии оказала огромное влияние не только на континентальную Европу. В союзе с Нидерландами Англия успешно воевала с Францией. Усиливая свой торговый и военный флот, захватывая испанские колонии, она широко распространяла свои торговые операции и особым актом широко распространила свои торговые операции и особым актом веротерпимости прекратила обескровливающие нацию религиозные распри.
В 1694 году был основан Английский банк и началось стремительное возвышение банкократов и финансистов. С феодализмом было уже покончено, так же как с абсолютной властью короля и с бесчинствами пиратов. На историческую арену вышла новая сила – капитализм.
Но эта сила отнюдь не отказывается от испытанных временем орудий порабощения и наживы – религии во всех ее видах, морского разбоя в узаконенной форме каперства и того же абсолютизма, для которого уже не требуются ни царь, ни бог, потому что и первого и второго с успехом заменяет золотой идол. Этому царю и богу с равным рвением служат все религии, все вероисповедания, все секты. С благословения английского парламента и Английского банка, во все «нецивилизованные» края земли отправляются тысячи разномастных миссионеров «обращать язычников в истинную веру». Туземному населению вколачивают в головы первое правило, что «нет власти аще не от бога», им проповедуют покорность и смирение, обещая райское блаженство на том свете. Старик Даниэль Дефо, передовой публицист того времени, на склоне лет отказавшийся от заблуждений молодости, когда его волновали религиозные вопросы, в совеем романе «Робинзон Крузо» рассказывает от имени героя о населении острова: «Все трое были разных вероисповеданий: Пятница был протестант, его отец – язычник и людоед, а испанец – католик. В своих владениях я допускал свободу совести». Относительную свободу совести допускали и правящие классы наряду с безотносительной свободой частной инициативы, свободой эксплуатации, свободой грабежа. Сейчас буржуазии, пришедшей к власти, уже не нужно было рядиться в религиозные одежды.

На широкие морские дороги выходят государственные каперы. Правда, они обязаны грабить только во время войн, захватывая неприятельские торговые суда и корабли других стран, ведущих торговлю с неприятелем, но так как войны никогда не утихают, а воре трудновато разобраться, кто друг, кто враг, то у каперов никогда не прекращалась «работа».
Вот в этот новый мир и попадает в конце своей «одиссеи» капитан Питер Блад. Мы прощаемся с ним в ту самую минуту, когда закончились все его приключения и он достиг вершины своих желании. Но ни у кого из нас нет уверенности в том, что такому герою придется по нраву мир новых, капиталистических отношений, кровавые дела которого затмевают все злодеяния испанской военщины и все «подвиги» свободных мореплавателей – пиратов.

«Одиссея капитана Блада» впервые появляется на русском языке. Произведения Рафаэля Сабатини вообще почти неизвестны советским читателям. Правда, с творчеством этого примечательного автора они могли познакомиться уже очень давно на экранах кинотеатров.
Нет ничего удивительного в том, что зарубежные кинорежиссеры соблазнились увлекательными романами Сабатини, будто специально созданными для экранизации. Яркие, выпуклые характеры героев, быстрое, «кинематографическое» развитие сюжета, динамизм и острота положений, красочный, остроумный диалог – все это давало возможность режиссерам обращаться с произведениями Сабатини, как с готовыми сценариями.
Экранизирована была в свое время и «Одиссея капитана Блада». В наших кинотеатрах эта картина демонстрировалась под названием «Остров страданий». Постановщики фильма почти целиком вытравили из «Одиссеи» все социальные элементы произведения, сохранив только авантюрный сюжет. Меньше всего режиссеров и хозяев кинофирм интересовали «скучные» подробности колониальной борьбы капиталистических хищников, тем более что сам автор как будто отводит этим «подробностям» не так уж много места в своем романе.
Легко установить, что Рафаэль Сабатини действительно не очень углубляется в историю взаимоотношений между отдельными группами английского общества, стремящимися сохранить или захватить власть, между отдельными государствами, воюющими за обладание заморскими колониями. Об этом он пишет как бы между прочим, вскользь, не останавливаясь на деталях жестокой борьбы. В общей сложности всем этим социальным вопросам автор посвящает считанное количество страниц. Но внимательный читатель легко представит в своем воображении подлинную обстановку тогдашнего мира, потрясаемого социальными штормами и бурями, хотя все эти перемены показываются на крохотном участке земного шара – на Малых и Больших Антильских островах, у северных берегов Южной Америки в Карибском море.
Одного лишь взгляда на современную карту этого района, ограниченного островом Ямайка на западе, островом Тортуга на севере, островом Барбадос на востоке и венесуэльским городом Маракайбо на юге, то есть местом действия героев романа Сабатини, достаточно, чтобы понять, сколько крови было здесь пролито и сколько кораблей погибло здесь в жестоких абордажных боях, для того чтобы сотни больших и малых островов были поделены между несколькими европейскими государствами. От полуострова Юкатан к югу до экватора и к востоку до голубых просторов Атлантического океана наш глаз встречает удивительную пестроту красок, означающих отдельные государства и колониальные владения великих держав. Взгляните внимательно на этот небольшой участок географической карты – и сквозь поистине экзотическую караибскую пестроту вы сможете увидеть сложное переплетение интересов капиталистических держав и установленные ими противоестественные границы между государствами-лилипутами, о которых писал американский писатель О’Генри в сборнике своих новелл «Короли и капуста». Можно не сомневаться в том, что «Одиссея капитана Блада» встретит у советской молодежи благосклонный прием, и следует пожелать, чтобы знакомство с творчеством Рафаэля Сабатини не ограничилось лишь одним этим произведением, предлагаемым сейчас вниманию широкого читателя.

Перевод в электронный текст: Arabella_Blood