К сожалению, современных событиям «Одиссеи…» литературных источников я не знаю. Эксквемелин в данном случае не в счет – он пишет если и не в академическом (хотя тогда границы академизма были несколько иными, чем сейчас), то по крайней мере в научно-популярном стиле, просто излагая события как их свидетель и участник. Для нашего же вопроса интересны были бы примеры «общественной мысли» или изящной словесности, а из них самые ранние, известные мне, – все-таки книги Дефо (не будем входить в обсуждение, он или не он написал «Всеобщую Историю Пиратов», но «Короля Пиратов» и «Капитана Сингльтона»-то написал он!).

А его точка зрения выглядит довольно интересной на фоне официального (и естественного) осуждения пиратства (громогласных законов хватало). Рядом со «Всеобщей Историей», которая рисует пиратских вожаков негодяями один другого страшнее, романы Дефо (вышедшие в те же 1720-е годы, насколько помню) выдержаны скорее в духе «just another job». То есть пират может быть и плохим, и хорошим (ну, по крайней мере, не очень плохим) человеком – это зависит не от его промысла, а от сугубо человеческих качеств. Например, Николс «Красная Рука» был кровожадным мерзавцем, который только и искал, как бы кого-нибудь убить, а его команда состояла из подобных ему негодяев; но стоило капитану погибнуть в бою, как та же команда, единодушно сказав нечто вроде «собаке собачья смерть», тут же перестает быть негодяйской, потому что выбирает в капитаны Авери, который человек вполне уравновешенный, просто так никого не убивает и даже индийскую принцессу не тронул (оговорившись, правда, что она была не в его вкусе, но тут же присовокупив, что если у его пиратов вообще кое-что и бывало с пленницами, то не иначе как по обоюдному согласию). При этом все филиппики на тему «пираты – враги рода человеческого» как-то затухают. То же относится и к капитану Сингльтону, который излагает свои похождения добродушным тоном, – у кого-то жизнь складывалась иначе, а у него вот так, и тут уж ничего не поделаешь. Можно возразить, что в обоих романах повествование ведется от лица главных героев, отнюдь не склонных к рефлексии, однако, во-первых, у автора рука – владыка (кто бы помешал написать как-нибудь по-другому?), а во-вторых, «Король Пиратов» (два пространных письма, написанных якобы капитаном Авери) снабжен «предисловием публикатора», которому уж и подавно никто бы не помешал откомментировать «публикуемое» и «автора» в сколь угодно законопослушном и лояльном духе. Однако ничего этого мы не видим.

С другой стороны, когда в Друри-Лэйн была поставлена пьеса Джонсона «Удачливый Пират», немедленно нашлись добрые люди, которые сообщили куда следует, что автор героизирует пиратство, хотя судя по тому, что об этой пьесе удалось найти – это был фарс, в котором актеры на фоне обычной истории с фальшивыми смертями, узнаваниями и т.д. кривлялись, вращали глазами и подмигивали зрителям. Забавно, что о подобных обвинениях по адресу романов Дефо вроде бы слышать не приходилось, – а ведь оснований было предостаточно (того же Эвери – не книжного, а реального – не просто объявили в розыск: на него не распространялась амнистия, касавшаяся всех остальных пиратов).

Далее, честно говоря, у меня пробел в образовании вплоть до начала XIX века, когда пиратов стало принято осуждать, хотя бы они и были люди неплохие (Кливленд у Вальтера Скотта). Даже Байрон с его ррромантическими героями, противостоящими всему на свете (Каин чего стоит!) вынужден оговариваться:

He was a villain—aye, reproaches shower
On him—but not the Passion, nor its power,
Which only proved—all other virtues gone—
Not Guilt itself could quench this loveliest one!

(о любви Конрада). Далее по курсу у нас Стивенсон, который рисует портреты довольно реалистичные, мне кажется, и скорее в духе Дефо, в том смысле, что герои не рефлексируют по поводу своих занятий, хотя автор однозначно понимает, насколько они предосудительны. Но Стивенсон показывает это не дидактическими обличениями, а реалистической картиной событий и поведения персонажей (люблю все-таки «Остров Сокровищ»!)

«Пиратских» романов Говарда Пайла я, честно говоря, не читал, но вряд ли он в них отступает от своего кредо из очерка «Буканиры Испанского Мэйна»: «Такова эта черная глава летописи минувшего, – злая глава, в отблесках жестокости и страданий, залитая кровью и затянутая дымом. И все же написана она, и должна быть прочитана. Пытливый сможет прочесть между строк Истории великую правду: само зло является средством, с помощью которого обретает свою форму добро. Поэтому историю как злых, так и добрых деяний следует читать, обдумывать и усваивать».

Что же касается Сабатини, то, мне кажется, он занимает двойственную позицию. С одной стороны, Блад прекрасно осознает, что быть пиратом – нехорошо, и немало терзается по этому поводу. С другой стороны, он как будто умеет держать своих подчиненных в узде и грабить как-то безболезненно. Но когда ему приходится оставить часть их без присмотра (без своего присмотра, потому что офицеры с ними остаются) – оказывается, что и головорезы-то они, и устроить-то могут все, что угодно. Таким образом получается, что дисциплинарные способности капитана близки к сверхъестественным, а воспитательные – пренебрежимы… Но если не задумываться об этом, а попробовать представить себе, как может воспринимать пиратство в целом и свое в нем участие ближайшее окружение Блада – не будет ничего неправдоподобного в предположении, что для них это действительно была «профессия такая».